Дети с улицы Мапу

Шмулик подождал, пока стихли голоса на хуторе и все окутала ночная тьма. Собрав остаток сил, он дотащился до двора Афанаса и вошел в конюшню, но та оказалась пуста. Не долго думая, он направился к избе. Тихонько подошел к дому — дверь закрыта, изнутри не доносится ни звука. Он вспомнил, что в другом конце сеней есть еще дверь. Потянул за ручку. Едва вошел, как в нос ударил резкий запас навоза. Это был не то сарай, не то хлев, но кроме навоза и соломы он ничего не нашел. Наверно, хозяева со страху перед немцами убрались вместе со стадом.

Шмулик принялся шарить в сенях и во дворе. В углу возле двери, ведущей в сарай, он нашел чугунок и в нем вареную нечищенную картошку. Он торопливо стал набивать рот и глотать картошку прямо с шелухой. Наелся, набил карманы и уже собрался уходить, как вдруг услышал шаги. У него замерло сердце: что если сейчас войдут хозяева? Сочтут его за вора!

Поспешно выскочив из сеней, Шмулик попытался спрятаться позади дома, но не успел. Приближавшийся к дому человек вскрикнул и замер на месте. Шмулик узнал хозяйку. Торопливо подойдя к ней, он прошептал:

— Не бойся, это я, Васька.

Женщина успокоилась, перевела дух и начала сердито:

— Что ты тут делаешь? Зачем пришел ночью?

— Пришел еды попросить, голодный я очень.

— Голодный, голодный! Будто мы обязаны кормить всех бродяг. Подашь им раз-другой, и уже прицепятся, что спасу от них нет. Убирайся отсюда живей, а то…

Она вошла в сени и захлопнула за собой дверь.

Шмулик постоял немного, ошеломленный таким приемом, затем повернулся идти. Вдруг открылось окно, и он услышал сдавленный оклик — Васька, Васька, ходь сюда!

Он подошел, и старуха протянула ему кусок хлеба.

— Бери и уходи скорей. Иди в лес, немцы шастают кругом. Смотри же, сюда больше не лазь! — и она поспешила захлопнуть окно.

Опять прошли сутки. Дождь перестал, небо прояснилось. Шмулик высушил промокшую одежду и отогрелся на солнце. Хлеб кончился. Прошлой ночью он попытался зайти в несколько домов в деревне и попросил поесть. Из одного дома вообще не отозвались. В другом приоткрылось окошко, высунулась рука и бросила черствый ломоть хлеба и несколько картошек. Окошко тут же закрылось, и Шмулик остался снаружи — подбирать из грязи скудное подаяние. «Так дальше нельзя, — решил он. — Надо искать работу и постоянное место».

Он решил отыскать Афанаса и поговорить с ним. Усталый, без еды и питья, бродил Шмулик целый день по лесу. Наконец, он услышал вдали мычание коровы.

Пошел на голос и вскоре заметил в кустах черную корову — ту самую, молоком которой его угощал пастух при первой встрече. Афанас сидел на пеньке и курил трубку. Шмулик подошел к нему и хотел, было, поздороваться, но язык его не поворачивался. С минуту молча смотрели друг на друга. Затем Афанас спросил:

— Ты все еще тут бродишь?

— Некуда мне идти.

— Отчего тебе не пойти в какую-нибудь деревню?

— Может, вы, дяденька, возьмете меня? — набрался Шмулик смелости. — Я не хочу даром хлеб есть. Я уже большой, умею работать.

Прищурившись, Афанас смерил его взглядом, будто оценивая.

— А что ты умеешь делать?

— Стадо могу пасти.

— Гм… да… верно, нужен мне пастух. И так уже запоздал с сенокосом. Да и жатва под носом.

— Хозяин, я буду пасти ваше стадо, а вы можете заняться хозяйством. Я многого не прошу — только ночлег да покушать. И ем я мало. Ломоть хлеба и немного картошки мне хватит. Да и хозяйке стану помогать: воду таскать, дрова рубить. Даже картошку чистить.

Старик с усмешкой посмотрел на него, пыхнул трубкой и сказал:

— Посмотрим. Приходи вечером во двор.

Так Шмулик поселился у Афанаса. Спал он в конюшне, каждое утро хозяйка будила его, вручала ему холщовую сумку с хлебом, сыром, а иногда с куском мяса или сала и отправляла на пастбище.

Иногда, когда доходили слухи, что немцы забирают у крестьян скот, Шмулик оставался в лесу на всю ночь. С помощью Афанаса он соорудил себе из ветвей шалаш и жил в нем. Коровы и овцы паслись себе или лежали на полянке, а Шмулик забирался в свой шалаш и погружался в раздумье.

Старуха Клава встретила Шмулика вначале недружелюбно. Но он быстро сумел завоевать ее расположение. Каждый раз, когда он видел, что она тащит тяжелую сумку или ведро, он забирал у нее груз. Носил ей воду из колодца и даже подметал дом и двор.

Возвращаясь из лесу, притаскивал с собой сухого хворосту для растопки. В конце концов старуха полюбила его за усердие и скромность и тоже начала заботиться о нем. Латала ему штаны, стирала рубаху, на воскресенье давала ему чистую одежду.