Дети Шахразады

— Все хорошо… — Миротворец удовлетворенно кивнул и отхлебнул чай. — Поговорили. Завтра я с Ружди еду к ним домой в Рахат — официально просить руки. Салма объяснит дочери, кто к ней сватается, чтобы, когда отец спросит ее, не натворила глупостей. Девица с норовом, всего можно ожидать… Слышь! — Давид нервно хохотнул от усталости. — Оказывается, именно сейчас к Хоснии сватается двоюродный брат. Представь себе, Салма уже настроились на свадьбу, а тут выясняется, что невеста порченная! Такой маленький «упс»! Слава богу, что кто-то настучал на девицу до свадьбы, а не после!.. Конечно, отцу ничего не сказали, но как Салма этот удар пережила — одному Богу известно… Ну ладно, теперь все обойдется. Я думаю, что отец примет это предложение, хотя уверен не на сто процентов.

— Почему? — Леденцовые глаза слипались, но не узнать развязку детектива было невозможно.

— Потому что для отца предпочтительнее бедуин из своего поселка. Он не захочет отпускать любимую дочь за тридевять земель в какую-то нечестивую Америку. Но мы для него — египтяне, арабы, ученые люди… Это почет семье. Хорошо, что он меня знает и уважает, я ведь исполняю роль друга жениха. Так что, думаю, что он согласится. Салма тоже обещала поддержку.

— Еще бы! И что дальше?

— Дальше? Если он примет предложение, то через неделю назначим официальное обручение, а еще через неделю — свадьбу. Сама знаешь, нам время дорого. Мешкать нечего. — Давид залпом допил чай и сладко потянулся, расстегивая мокрую рубашку. Вот странно! Видно, и на дипломатической работе устаешь!

— Обручение? Зачем? Почему не сразу свадьба? — Дотошная доктор хотела разобраться во всем до конца.

— Потому что таков закон. Потому, что во время обручения жених приносит подарки семье и невесте. Семье — верблюдов, а невесте — золото, — терпеливо объяснил знаток местных обычаев. — Верблюды остаются в семье, а невесту вместе с ее золотом жених уводит в свой дом.

— Откуда у американца верблюды? Ты хочешь сказать, что он приведет настоящих живых верблюдов?! Мохнатых, плюющихся и лягающихся?! И сколько?

— Десять-пятнадцать, в зависимости от богатства семьи невесты. Но, думаю, что Ружди заплатит долларами. Сейчас это более актуально.

— Сколько? — искренне заинтересовалась верная женушка.

Кот тоже навострил уши, как будто это имело к нему какое-то отношение.

— Ишь, какая ты любопытная! Несколько десятков тысяч. Невеста — дорогое дело!.. — Давид насмешливо взглянул на внезапно проснувшуюся жену. — Что, прогадала? Надо было выходить замуж за бедуина, была бы сейчас вся обвешана золотом, как индийский божок!

Машка сидела напротив мужа, подперев щеку кулачком, и думала, до чего она, коренная петербуржка, дожила — сидит и совершенно серьезно обсуждает с мужем, сколько верблюдов стоит невеста…

— Да, кстати. Кольцо при таком раскладе возвращается Салме, и этим мы еще раз спасаем ее… — Засыпающий муж нетвердыми шагами направился в спальню.

— Почему — спасаем?

— Потому что в любой момент муж может спросить ее, где кольцо. И ой-ва-вой, если она не предъявит семейную реликвию! — И.о. семейного ангела-хранителя протяжно зевнул, потянулся на хрустящих простынях. — Я устал. Теперь нужно звонить дорогому однокашнику и выцарапывать обратно кольцо. Об этом мы еще не беседовали. Не думаю, чтобы он легко пошел на попятный. Уж больно его кольцо приворожило. И что он в нем нашел?.. — Риторический вопрос сменился легким похрапыванием, но неуемная женушка все еще рассуждала:

— Нет, не говори… Я понимаю Ружди. Кольцо зачаровывает…

Давид проснулся посередине ночи — мокрый, задыхающийся, с пересохшим горлом и головной болью. Видимо, он очень устал и перенервничал за этот длинный день до такой степени, что не мог спать. Во сне в голову лезла всякая чушь: алмазные кольца, переливаясь радужными брызгами, разваливались на части и оказывались голубыми искрящимися глазами, с ненавистью сжигающими его в белом адском пламени. Бежевые и серые верблюды тыкались спесивыми мордами прямо в лицо, щекотали нос и губы, и Давид с омерзением отворачивался от вонючих волосатых, оттопыренных ноздрей. Но верблюды не унимались, тесным стадом лезли в сон, а один расположился прямо на голове, как меховая шапка, совершенно перекрыв доступ свежего воздуха, и вдобавок явно решил, что он трактор, и стал мелко трястись и тарахтеть. Давид не выдержал шума, духоты и тяжести навалившегося верблюда и проснулся.

Оказалось, что верблюд — настоящий. Меховой, тяжеленный и дребезжащий, как испорченный холодильник. С ненавистью Давид спихнул с головы обнаглевшую тушу, и верблюд тяжело спрыгнул на пол с обиженным мявом.