– Тоня, пожалуйста, мне очень нужно с тобой поговорить, – хлюпала она в трубку. – Я не справлюсь, я слабая. Давай встретимся, пожалуйста!
Я пришла к ее подъезду, села на спинку лавочки и стала ждать. Пустое созерцательное бездействие. Под ногами – колотый лед и пенистая жижа от соли, чуть выше – колючая проволока занесенных кустов, а над самой головой, на фоне равнодушного молочного неба, такие же уродливые ветви деревьев и нависающий прямоугольник дома.
Настя вышла, села рядом и взяла меня за руку. На ней были длинные перчатки без пальцев, а ногти покрыты черным лаком, как у ведьмы.
– Они нас ненавидят.
– Интернет – самая большая помойка в мире.
– Но они говорят, что мы плохие и должны умереть.
– Кто эти люди? Ты ценишь их мнение?
– Я стараюсь прислушиваться ко всем.
– Все не могут быть правы.
– Но все и не могут ошибаться.
– Очень даже могут. И вообще, делай наоборот: они говорят «сдохни», а ты живи! Назло.
– Но я чувствую, что с нами что-то не так, не могу объяснить, что именно, но где-то в глубине души у меня очень тревожно.
– Пойдем, выпьем кофе, – я должна была подготовить ее к рассказу про Амелина и Линор.
В кафе мы взяли по большущей чашке кофе и сели за столиком в самом темном углу, за колонной, будто от чего-то прячась.
После третьего глотка я подумала, что, вероятно, все не так уж плохо. Может, стоило посмотреть на ситуацию под другим углом?
– Все, что с нами случилось, несправедливо и жестоко.
Настя неуверенно кивнула.
– И кто в этом виноват? Правильно. Кристина. Нет ничего проще, чем сказать, мол, я устала, все кругом плохо, все козлы, я не справляюсь с этим. Ладно, фиг, пусть не справляется, но не нужно трогать других.
Линор, Кристина в ролике и Кристина в школе – три совершенно разных человека. Может, идиот Амелин нас обманул? Такой, как он, способен. Или Якушин рассказывал о какой-то другой Кристине? Я совсем запуталась.
Настя просто сидела, слушала и хлопала накрашенными ресницами.
– Ты вообще можешь разозлиться? – Я требовательно дернула ее за рукав.
– Не уверена, – точно извиняясь, пролепетала она. – Обычно я злюсь только на саму себя.
Настя обняла ладонями чашку и горестно ссутулилась.
– Тогда больше не звони мне. Нравится себя пинать? Я в этом не участвую.
– Значит, и ты думаешь, что я немного недоделанная? – Ее пухлая нижняя губа непроизвольно выпятилась, как у ребенка.
К счастью, отвечать не пришлось, потому что в этот момент позвонил Петров. Он был не на шутку встревожен.
– Тут какая-то хрень происходит. Статейка ни о чем, но народ ведется. Мне на стену посыпалась такая дрянь, что в пору удаляться.
Закончив разговор, я многозначительно посмотрела на Настю.
– Петрову гораздо хуже, чем тебе. Там какую-то гнусную писанину выложили.
Мы дружно полезли в телефоны. Долго искать не пришлось – пост какого-то Makarenko назывался «Дети шинигами».