- Я не могу, у меня нога больная, - нашел отмазку Марков.
Было видно, что Петрову идти не хотелось, но упасть в грязь лицом он хотел ещё меньше. Позвал Настю, и та охотно согласилась, потому что сидеть под прицельным взглядом Валеры было ещё хуже.
Мы же с Амелиным, не сговариваясь, схватились под столом за руки.
- Вы тоже больные? - Макс изучающе разглядывал нас, неторопливо пережевывая маслины.
- Нет, у нас всё хорошо, - Амелин моментально засиял лучезарной улыбкой, точно внутри него зажгли лампочку. - А, правду говорят, что когда зайцев убивают, они плачут как дети?
Я насторожилась, а Макс удивленно вскинул брови и криво усмехнулся.
- Не скажу, а то спать плохо будете.
- Просто я не верю. В интернете любят выдумывать то, чего нет. С какой стати зайцам плакать? Они же зайцы.
- Косули ещё хуже рыдают, а их детеныши издают натуральный крик ужаса, очень похожий на человеческий. И что теперь? - Макс с вызовом навалился локтями на стол и подался вперед.
- Ничего, - Амелин скромно потупился. - И много вы зверей убили?
- Немало, - бирюзовые глаза смотрели холодно и недобро.
- Что же вы с ними со всеми делаете? Всех съедаете, а головы на стену вешаете?
- Вот ещё, - Макс брезгливо скривился. - Всякую дрянь домой тащить. Лесник забирает и рад.
- Тогда зачем вам охотиться? - Амелин явно лез на рожон, хотя Макс это ещё не до конца понял.
- Дело не в добыче, а в процессе. Прикинь, сегодня даже волка чуть не завалили. Жаль, поздно заметили, он уже умотал почти, но я, кажется, всё равно попал.
- Но это же жестоко, - сказала я, - убивать просто так.
- В животном мире убийство - это не преступление, а в человеческом охота - адреналин и спорт, - от его мрачного тона у меня по спине побежали мурашки.
- Один человек сказал, - Амелин ангельски захлопал ресницами. На тех, кто его не знал, это действовало успокаивающе, но я поняла, что он готовится к очередному выступлению, - что охота на оленей была бы замечательным спортом, будь у оленей винтовки.
Макс цинично хмыкнул.
- Если бы её не было, люди убивали бы друг друга гораздо чаще. Это естественная реализация древних инстинктов.
Мы одновременно повернулись в сторону Маркова, но он сидел дальше от нас и из-за музыки не слышал разговора.
И тут всё- таки Амелина прорвало:
- Страсть к убийству, как страсть к зачатию,- негромко, но с выражением проговорил он, - ослепленная и зловещая, она нынче вопит: зайчатины! Завтра взвоет о человечине...
Макс настороженно замер, перестал жевать и уперся в него тяжелым взглядом.
- Что?
- Извините. Просто к слову вспомнилось. Но вы не думайте, я вас понимаю. Ничто так не заводит, как применение силы при полной безнаказанности. Самоутверждение через чужую боль и страх.
Лучезарное сияние усилилось во сто крат.
Макс с подозрением прищурился, склонил голову набок, а потом словно о чем-то догадавшись, одобрительно кивнул самому себе.
- Ты типа, дурачок местный?
- Я понимаю. Это нормально. Это природа. Сильный всегда ест слабого. Помните, как у Заболоцкого?
Я, как следует пнула его ногой под столом. Но это не помогло.
- Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие.
По лицу Макса расползлась раздраженная ухмылочка.
- Хорошо, дурачок, за стишки зачет. А теперь - свободен.
И прежде, чем Амелин успел раскрыть рот, чтобы выдать очередной перл, я, как дурочка, воскликнула "ой, какая хорошая песня" и, сдернув его со стула так, что он чуть не упал, потащила танцевать. Играл Коэн.
- Ты чего опять творишь?
- Извини, пожалуйста. Случайно получилось. Я больше не буду. Честно. Иногда так бывает, - по его старательным оправданиям, я совершенно точно поняла, что он действительно не собирался цепляться к Максу.
Видимо, у него не всегда получалось это контролировать, точно так же, как я, порой, не справлялась со своими вспышками гнева.
- Они наши гости и не нужно их обижать. Обещай, что больше слова не скажешь.
Он клятвенно пообещал, а потом начал громко петь мне прямо в ухо на ужасном английском: "Dance me to your beauty with a burning violin, dance me through the panic till I'm gathered safely in". Так, что я просто не могла не смеяться, потому что знакомые слова в его произношении звучали, как инопланетный язык.
Но зато, он действительно так легко и уверенно вел, что я неожиданно увлеклась этим занятием. Ведь, после того, как я бросила бальную студию, мои парные танцы закончились, и я уже забыла как это.
А когда, классе в шестом или седьмом, в школе просили выступить на каком-то празднике, со скандалом отказалась, потому что нужно было танцевать с противным семиклассником, который больно сжимал руки, грубо дергал, дышал в лицо и всё время винил меня, в том, что я из вредности не хочу под него подстраиваться. С тех пор, меня больше на концерты не звали, а других поводов не было.