Дети Шини (СИ)

Якушин выслушал и понимающе кивнул:

- Этот может. Ладно, поехали, пока живой.

- Так, Валера, подъем, - скомандовал Старый, с помощью Кузи взваливая Макса себе на плечи.

- Я не пойду, - спокойно отозвался Валера.

- Валера, пожалуйста, кончай фигней страдать, ты же видишь, что происходит, - сказал Кузя.

- Я не пойду, - чётко проговаривая каждое слово, произнес Валера.

- Что за дерьмо? - Старый позеленел от бешенства. - Убью, гада.

- Валера, - сделал ещё одну попытку Кузя. - Макс может умереть. Мы должны ехать.

- Без меня, - Валера перевернулся на другой бок.

- Хрен с ним, - взвился Кузя. - Тут вопрос жизни и смерти, блин, Старый. Поехали.

- Потом убью, - процедил сквозь зубы Старый и со своей тяжелой ношей грузно проследовал до дверей.

Якушин посмотрел на нас и потрясенно развел руками:

- На день оставить нельзя.

А потом коротко бросил Герасимову:

- Поехали.

- Нет, - неожиданно у Сёминой прорезался голос. - Вы не должны нас бросать. Пожалуйста!

Она так крепко держалась за Герасимова, что тот только пожал плечами и, многозначительно скосившись на Настю, покачал головой.

- Ну, хоть кто-то в состоянии со мной ехать? - раздраженно спросил Якушин.

- Я поеду, - вызвалась я.

- Я знаю, Тоня, что ты во всех бочках затычка, но сейчас ситуация серьёзная. Машину толкать или снег расчищать.

- Почему это я затычка?

- Только не вздумай сейчас ещё и обижаться.

- Петров?

Но когда Петров поднял на него мутные, осоловевшие глаза, Якушин сам отказался от этой затеи, в ужасе схватившись за голову.

- Я поеду, - Марков неуверенно поднялся. - Пусть меня тоже доктор осмотрит.

- А у тебя ещё что?

- Скорей всего, рука вывихнута, возможно, зуб шатается и синяки наверняка по всему телу. И это не считая ноги.

- О, боже, - Якушин шлепнул себя по лбу. - Ладно, потом нормально расскажете, а то ведь реально чувак помереть может.

Громко топая и оживленно переговариваясь, они ушли, и в доме снова воцарилась тишина.

- Что случилось? Кто они? Зачем вы их пустили? Как вы доперли сюда стол? - начал выспрашивать Герасимов, безуспешно пытаясь освободиться от Насти.

Тогда Сёмина принялась быстро и сбивчиво, пересказывать ему ночные события, большую часть из которых, из-за присутствия Валеры, пришлось шептать на ухо.

Подобрав с пола черную футболку и толстовку с Рамштайном, я хотела привести в чувство Амелина, которого Петров заботливо привалил к стене, но, стоило подойти, как он сразу открыл глаза. Его мелко колотило, то ли от холода, то ли стресса, а всё лицо покрылось яркими красными пятнами.

- Живой? - тихо поинтересовался он.

- Надеюсь, хотя бы сотрясение ему обеспечено, - резко сказала я.

- Ты злая, - Амелин еле шевелил губами.

- Ну, конечно, теперь оказывается это я злая. Ведь, это я лупила человека стулом так, чтоб он наверняка сдох.

Улыбнуться он не смог, хотя и попытался, только кивнул, и я поняла, что ему действительно плохо.

- Что с тобой?

- Я же говорил, - он перевел дыхание, - аллергия.

- Ты, правда, можешь умереть? - когда имеешь дело с таким человеком, всегда нужно быть начеку. - Только без шуток, пожалуйста.

- Не знаю. Я не хочу. Сейчас.

- Что же ты за наказание такое?

Мне казалось, в этот день у меня уже не осталось никаких сил ни на волнения, ни на активные действия. Однако новый приступ паники невероятно взбодрил.

Я опрометью бросилась вниз, слетела по лестнице, не одеваясь, выскочила на крыльцо, и, то и дело, утопая в снегу, помчалась по уже вновь наметившейся тропинке догонять Якушина.

С того момента, как они ушли, прошло совсем немного времени, и я вполне могла успеть.

Но когда выскочила на дорогу к Газели, черного Форда там уже не было.

На улице совсем рассвело, снег прекратился, и лес вокруг стоял изумительно пушистый и белый, в точности как на самых волшебных сказочных картинках.

Такое издевательское противоречие между природой и моим душевным состоянием. Я стояла, дыша паром и медленно коченея, смотрела, как он растворяется легкой дымкой в чистейшем прозрачном воздухе. Где-то в глубине меня из замка медленно вышел белый рыцарь и принялся расчищать скопившуюся грязь и разгонять тучи.

И тут вдруг, вместо кристальной белизны, перед глазами встала ночь, дорога, Якушин, рассказывающий про свой кулон DNR и ругающий медсестру, давшую ему аспирин. И ведь, я точно помнила, как он достал эти таблетки и кинул в бардачок . Аспирин и супрастин, который, вроде бы, от аллергии. Оставалось как-то открыть машину. И я понеслась обратно.

Добежала до дома, ворвалась в зал. Положение дел было ещё хуже, чем я думала.

Амелин дышал странно, со свистом и хрипами, но никакого кашля не было, только тяжелое шумное дыхание, губы посинели, глаза закатились.

И все они: и Герасимов, и Петров, и Настя, и даже Валера сидели на полу вокруг него с выражениями растерянности и страха.

- Тоня, где ты ходишь? - упрекнула меня Настя. - Он всё время теряет сознание и тебя зовет. Иди посиди. Я не могу этого видеть. У меня слабая нервная система. Что с ним вообще происходит?