- Конечно, клятва Гиппократа и всё такое. Но я пошел в Мед, чтобы научиться управлять этим. Биологической жизнью. Как пилоты, огромным сложным самолетом. Понимать всё и контролировать. Хотя, мои родители смеются над этим объяснением и говорят, что я пошел туда только из-за блата и девчонок.
- У тебя есть блат?
- У меня папа врач.
- А зачем тогда колледж? Шел бы сразу в институт.
- Вот именно, что блат тут ни при чем. Я сам выбрал и сам пошел. И вовсе не из-за папы.
- Видимо, всё-таки из-за девчонок? - не без задней мысли пошутила я.
Якушин кисло поморщился.
- У родителей какое-то стойкое убеждение, что я жуткий бабник.
- И что, есть причины?
- Это они из-за тех малолеток, которые одно время обрывали нам городской телефон и писали стишки с признаниями в подъезде.
Я прекрасно знала о ком он говорит, и до сих пор ненавидела этих блондинистых идиоток из моего класса всей душой.
- Интересно, а почему я тебя не помню по школе? - неожиданно спросил он, чем немного смутил.
- Наверное, по цвету волос вспоминаешь?
Якушин добродушно рассмеялся.
- Вообще-то, да.
- Раньше у меня были обычные светло-русые волосы. Так что не вспомнишь.
Повисла затянувшаяся пауза. Затем я неловко попыталась возобновить разговор, спросив про его кольцо на мизинце, но он ответил, что не хочет говорить про это, и мы опять замолчали. Якушин сосредоточенно смотрел в темноту, курил и, невзирая на перебитый нос и постепенно проступающие под глазами синяки, выглядел очень привлекательно.
И всё это безумное приключение вдруг начало казаться мне каким-то воображаемым и ненастоящим, какой-то очередной фантазией из прошлого, несбыточной, скоротечной и проходящей.
- О! - неожиданно громко воскликнул он. - Это ведь ты дружишь с тем отвязным пареньком Подольским?
- Нет, - сказала я. - Не дружу.
- Но ведь это ты ходила с ним везде? Я неожиданно вспомнил, как однажды зимой, кажется, классе в восьмом, мы закидали шестиклашек снежками. Он самый борзый был. Все уже смотались, а один остался. Мы его втроем к сетке стадиона уже приперли, как вдруг из школы выскочила мелкая девчонка, и давай на нас кричать, кусками льда бомбить, пришлось оставить его в покое. Это ведь ты была, да? - он тепло и весело рассмеялся.
- Да. Я тоже помню тот момент, - снова смутилась я. - Вы были старше и втроем на одного. Так не честно.
- Мы над тобой долго ещё смеялись.
Тогда мне пришлось намекнуть, что я тоже помню его. А когда спросила, почему он так неожиданно ушел из школы, Якушин ответил: "были кое-какие обстоятельства". И дальше мы просто ехали и слушали музыку.
"Will you still love me
When I'm no longer young and beautiful?
Will you still love me
When I got nothing but my aching soul?"
Мимо монотонно пролетали дорожные указатели, рекламные щиты, запрещающие знаки и столбы, мелькали, словно бессвязные кадры кинофильма, словно нескончаемая карусель, словно затянувшийся навязчивый сон, и я сама не заметила, как бессовестно и очень крепко уснула.
А когда проснулась, то уже рассвело. Мы стояли на какой-то проселочной колее, а с двух сторон высился лес.
Сзади, вылезая, кто-то громко хлопнул дверью. Якушин спал, уронив голову на руль, Сёмина, привалившись к двери.
Ноги страшно затекли, и я поняла, что если сейчас же не выпрямлю их, то они останутся такими скрюченными навсегда. Настю будить было не так жалко. Она тихонько застонала и сказала "ещё пять минуточек", но потом резко распахнула глаза и заметно погрустнела.
- Я надеялась, что мне это всё приснилось.
Стоило только выбраться из кабины, как меня тут же затрясло от холода. В первый раз за эти дни, я почувствовала себя обессиленной и несчастной. Больше всего на свете хотелось сделать хотя бы глоток кофе и залезть в теплую ванну, а ещё хорошо было бы съесть чего-нибудь, например, горячий бутерброд с сыром или подогретый в микроволновке круасан с ванильным кремом, или пусть даже кукурузные хлопья с молоком. Да, сейчас подошла бы любая еда, хоть чипсы. Но кругом не было и намека на спасение, повсюду опять белым-бело, пусто и тихо.
Псковская область почти ничем не отличалась от Подмосковья, только снег казался чище, березы прямее, а ели пушистей.
Петров выпрыгнул из кузова, умылся прямо снегом и вытерся той самой неизвестно чьей белой футболкой.
- Вот это природа! - отвратительно жизнерадостно воскликнул он и полез через сугробы в лес.
- Куда это он? - ужаснулась Сёмина, обхватывая себя руками так, чтобы перестать беспрерывно трястись.
- Настя! - она порой приводила меня в полное замешательство своей несообразительностью. - В туалет, конечно.
- А нам, куда же идти? - черно-белые уши на её шапке мелко дрожали вместе с ней.
- Тут кругом лес. Иди куда хочешь.
- Это ужасно. Всё, то, что сейчас ужасно, - захныкала она. - А вдруг там медведи? Или кабаны?
Но не успели мы отойти и на пару шагов, как вдруг из леса, оттуда, куда ушел Петров, раздался громкий протяжный крик. Не было никаких сомнений, что вопил он.
Герасимов и Марков нехотя вылезли из машины и стояли настороженно переглядываясь.
- Чего вы стоите? Что-то же случилось!