Дети Шини (СИ)

- Всё, идем, - Настя подскочила и потянула меня за собой, - мы хотели пять минут, а прошло двадцать пять.

- Тоня, - окликнул меня Амелин уже в дверях. - Но ты же вернешься? Я ведь подохну здесь один со скуки.

- Терпи, - поучительно сказала Настя, - болеть всегда неприятно.

- Да я задолбался уже болеть, - он машинально вскочил с кровати, и пластиковый стакан всё же опрокинулся. - Честное слово, Тоня, если ты не придешь, я умру.

==========

Глава 17 ==========

В четыре часа уже стемнело. И весь дом погрузился в тихую таинственную темноту. И от этого стало казаться, что он ещё больше и страшнее, чем на самом деле. Все коридоры превратились в темные бесконечные тоннели с тысячью дверей. Я таскалась за всеми по пятам, будто бы просто так, но на самом деле, панически боясь, что неожиданно наступит такой момент, когда внезапно все исчезнут, и я останусь совсем одна. У нас не было ни компов, ни телефонов, телеков тут тоже не было, так что все бесцельно ходили из комнаты на кухню, с кухни в комнату, и не знали чем заняться. Я даже поднялась к Амелину, как и обещала, но он крепко спал.

В конечном счете, все собрались в зале.

- Делать совсем нечего, - пожаловалась я.

- А ты вышиванием займись, - предложил Герасимов. - Знаешь, девки раньше в деревнях только так вечера коротали. За работой. Возьмут пяльцы и давай вышивать, и песни петь. Вышивают и поют, вышивают и поют, и так пока сон не сморит.

- Нет, - закричал вдруг Марков громко. - Только не это. Тоня, пожалуйста, вышивай, что хочешь, но только не пой.

- Почему это? - возмутилась я.

- Я уже слышал как ты в машине подпевала.

- И что?

- Это ужасно.

Марков был прав, поэтому я не обиделась, у меня действительно не было музыкального слуха.

Затем мы попытались играть в города и в слова, но почему-то ничего не получалось. Хоть и отвечали на вопросы, но мысли каждого были где-то далеко. Даже Петров не сильно усердствовал. Никто не хотел разговаривать обо всем, что случилось. Словно сговорились. Каждый держал это в себе и впервые, с того момента, как мы уехали из дома, я вдруг отчетливо поняла какие мы все разные, и что мы тут делаем вместе вообще не понятно.

И вдруг неожиданно, ни с того, ни с сего Семина по-деловому заявила:

- Мы должны поговорить. Обсудить то, что произошло. Я имею в виду Кристину. Так ничего и не поняли, не разобрались.

- А чего тут разбираться? - сказала я. - Кристина и так пребывала в подавленном настроении, а тут ещё мы со своими проблемами. Когда все вокруг талдычат, что всё плохо, то волей неволей, и сам начинаешь так считать.

- Ты это сейчас о чем? - насторожился Марков.

А я и забыла, что про Линор не все знают. То был, конечно, не лучший момент для открытия истин, но в глубине души я была даже рада. Ведь, у каждой правды есть свой срок годности, и чем свежее она, тем меньше горчит. И я рассказала обо всём, что мы выяснили с Герасимовым про Линор.

- Ты какая-то дура, Осеева, - вспыхнул Марков. Он даже попытался вскочить, но потом вспомнил про якобы больную ногу и не стал. - Чего молчала-то? Я бы хоть посмотрел, что у меня там в этой переписке было.

- А я с Линор очень много общалась, - Настя приняла эту новость, как само собой разумеющееся. - Теперь я знаю, что точно виновата. Линор - единственный человек, который терпеливо слушал о том, какая я толстая.

- Ты толстая? - удивленно воскликнул Петров и начал дико гоготать. И он так заразительно хохотал, что всем тоже стало смешно.

Так что мы какое-то время просто тупо смеялись, переставали, а когда Петров, глядя на Сёмину, снова делал удивленные глаза, закатывались в новом приступе.

- Нужно рассказать правду, - упрямо сказала Настя, когда стало чуть тише. - О чем каждый из нас переписывался с ней. Помните, мы клялись?

- Зачем тебе это? - спросил Герасимов. - Меня лично объяснение Осеевой вполне устраивает.

Но я уже в достаточной степени изучила Настю, чтобы понять, что всё только начинается.

- Нет, вы не подумайте. Я ни в коей мере не снимаю с себя вину, но у меня всё равно в голове не укладывается, как можно обвинить человека, который делится с тобой своими несчастьями именно за то, что он это делает?

- Наивная, - с выражением глубокого жизненного опыта вздохнул Марков. - Ты только сейчас поняла, что люди специально сближаются друг с другом, чтобы потом сделать какую-нибудь гадость? Чтобы знать все больные места и посильнее в них ударить?

- Всё равно не понимаю, - горестно вздохнула она. - Вот и била бы в больные места, если мы ей не нравились.

- Ничего подобного, - ответил Якушин. - Это исключено. Кристина не такая.

- Ты просто не хочешь верить в то, что ты ей не нравился, - не удержалась я.

- Если знаешь о бедах другого человека, ты ему сострадаешь и хочешь помочь, - продолжала взывать к нам Настя.

- Не суди обо всех по себе, - отрезал Марков.

- Правильно, - откликнулся Герасимов. - Марков, например, слова "сострадание" вообще не знает.

- Слушай, заткнись, - фыркнул Марков. - Спорим, ты просто боишься?

- Чего это мне ещё бояться?

- Боишься рассказать, о чем переписывался с Ворожцовой.