Дети Шини

— Там было классно. Особенно заброшенные поля, которые летом цвели красным клевером. Очень красивые поля. Ещё там была речка. Маленькая, быстрая и очень холодная. И я на полном серьёзе думал, что это тот самый источник, в котором течет живая и мертвая вода. Даже несколько раз пытался оживить дохлую мышь. Потому что из-за бабушки у меня в голове всё смешалось. Она хоть и была образованной женщиной, воспитанной в советское время, но вся её родня родом из деревни, так что она считала совершенно нормальным оставлять блюдечко с крошками для домового. А ещё она всегда готовила ужин, даже когда после работы приходила. Что-то очень вкусное: жареную картошку или макароны по-флотски. А на обед всегда оставляла нам суп. Дед больше всего любил грибной, и у нас повсюду сушились грибы. Если бы ты знала, как они обалденно пахнут. Наверное, это было счастье, жаль, что я об этом тогда не знал.

— Почему же ты от них уехал, если тебе нравилось?

— Потому что они умерли. Просто взяли и умерли в один день. Так бывает, только не спрашивай, пожалуйста, как «так», — на выдохе прохрипел он и в ту же секунду закашлялся до слез.

— Ты таблетки пил? — попыталась я перевести тему.

Он помолчал немного, возможно всё ещё вспоминая своё, а затем поднял глаза и хитро сказал:

— Главное моё лекарство — это ты.

Ему определенно нравилось ставить меня в неловкое положение.

— Будешь продолжать в том же духе, и я прекращу с тобой общаться. Вроде всё хорошо, а потом бац, и начинается какая-то пурга.

— Расскажешь, чего тебе там привиделось?

— Я точно знаю, что это было на самом деле. Не хотите, можете не верить.

— Они не верят? Даже твой Якушин?

— Почему это мой?

— Что я не вижу, как ты на него смотришь?

— Кончай выдумывать. Никак я не смотрю. Он просто старше, и я к нему прислушиваюсь.

— Особенно внимательно ты прислушивалась к нему у фонтана. Это было очень трогательно.

— Иди нафиг.

— Так, что? Расскажешь, чего боишься? Я же тебе рассказывал про зарезанного мальчика.

— Ага, и про девушку в белом платье на красной машине.

— Думаешь, что тут водится привидение?

Я ответила не сразу, потому что такое было очень сложно объяснить.

— Обычно они приходят ко мне по ночам из темноты и кажутся лишь призрачными образами чего-то жуткого и необъяснимого, теперь же, это случилось средь бела дня и было до ужаса правдоподобно.

Амелин понимающе кивнул.

— Раньше я тоже боялся темноты. Нам соседи снизу регулярно перерезали провода из-за того, что Мила после клуба приводила гостей, и они шумели по ночам. Мы иногда по два месяца без света жили. И поначалу я тоже паниковал, потому что приходилось всю ночь сидеть в темноте одному, но потом привык и научился с ней дружить.

— Почему это ты сидел ночами один? — живо заинтересовалась я.

— Потому что я живу с сестрой. У неё работа такая. Она танцовщица, — новый приступ кашля свалил его на подушку, несколько книг слетели с кровати и рассыпались, а когда я их подняла, он уже снова сидел, как ни в чем не бывало.

— Это ужасно оставаться ночами одному, — понимающе сказала я. — У меня тоже один раз такое было.

— И что?

— Ничего. Просто, — про это говорить не хотелось.

— Понимаешь, темнота — как боль, её просто нужно принять. И потом она станет частью тебя самой, — произнес он многозначительно.

— Глупость какая-то. Зачем мне это принимать, если это ненормально? Если я от этого физически болею?

— А ты просто расслабься и не думай о плохом. Темнота обостряет чувства, обоняние и слух. И ты становишься сильной, только по-другому.

— Ерунда. У меня сердце в эти моменты останавливается, и я задыхаюсь.

— Это как будто так глубоко ныряешь внутрь себя, что мысли отходят на второй план, и остаются только ощущения. Даже приятно. Мы все приходим из темноты и уходим в неё. Темнота, одиночество и боль — это суть нашего пребывания в этом мире.

— Опять твои заупокойные разговоры? Меня от них тошнит.

— От себя не спрячешься, Тоня, — заявил он поучительно, как тогда у него дома, когда мы приходили с Герасимовым. — Или терпи и пересиль себя, или живи всё время в страхе и бегай от призраков.

— Слушай, не нужно мне тут ля-ля про терпение. Я видела твои руки. Ты сам замороченный и слабый. И вообще, суицидники не имеют права поучать кого-либо.

На мгновение помрачнев, Амелин снова натянул сияющую улыбку.

— Я просто хочу сказать, что сильнее смерти ничего нет, а темнота не убивает.

Я пришла обсудить случившееся, а он постоянно уводил в сторону и затевал разговор не о том.

— Мне надоело с тобой разговаривать, — я встала.

— Так, что там за той дверью?

— Тёмный и страшный подвал. Ничего интересного. Если хочешь, могу даже отдать тебе этот ключ.

— О! — вдруг обрадовался он. — Клин клином, Тоня. Давай сходим ночью туда?

— Ещё чего.

— Значит, всё-таки ты слабачка. Что и требовалось доказать, — по лукавому выражению лица я видела, что Амелин пытается взять меня «на слабо», и он не ошибся, со мной это всегда работало.

В конце концов, мне же не одной туда идти. А если ещё и свет включить, то будет совсем нормально.