Дети Шини

Я попыталась сообразить, откуда идет звук, но уже всё стихло, и на долгую минуту наступила напряженная тишина. Словно весь дом глубоко вздохнул и затаил дыхание, прислушиваясь.

Однако оцепенение схлынуло мгновенно, когда со всех сторон послышались взволнованные голоса и шумное хлопанье дверей. Я кинулась по коридору к лестнице, и тут, из крайней спальни правого крыла, на меня вывалился Петров.

Догадаться, что это Петров, можно было только по голубой спортивной толстовке и зажатой в руке камере, потому что на голове у него был надет плотный мусорный пакет. Неожиданно Петров вытянул перед собой свободную руку, и я даже пикнуть не успела, как он молча схватил меня за ворот свитера и припер к стене.

— Отпусти, козел, — прохрипела я, задыхаясь. — Тупые шутки.

Но тот лишь тяжело сопел внутри пакета и продолжал держать меня за ворот.

Недолго думая, я с силой ударила мыском ему по лодыжке. Петров жалобно заскулил, однако хватку не ослабил.

Из нашей комнаты выскочила Сёмина, но вместо того, чтобы помогать мне или Петрову, выхватила у него камеру и стала снимать.

— Сёмина, убери его, он правда меня задушит.

— Да, да, конечно, — промурлыкала Настя, не шевельнув и пальцем.

А Петров, точно по мановению волшебной палочки, вдруг упал на пол и принялся дергаться, судорожно пытаясь освободится от пакета. В этот момент к нам уже подлетели Герасимов с Якушиным и помогли ему.

— Она хотела убить меня, — едва слышно прошептал Петров.

— Это он хотел убить меня, — закричала я. — Сёмина видела.

— Я думала, вы играете, — растеряно захлопала глазами Настя.

— Дура, ты!

— Осеева, зачем ты хотела меня убить? — Петров, всё ещё сидел на полу, жадно хватая воздух ртом.

— С ума сошел? Это ты набросился на меня.

— Ты первая начала.

Мы ещё какое-то время препирались, пока Якушин не потребовал, чтобы все успокоились и рассказали всё по порядку.

С горем пополам выяснилось, что кто-то напал на Петрова сзади, когда он снимал из окна, набросил на голову пакет и стал душить, сильно, чуть ли не до потери сознания. Но он всё же вырвался и попытался схватить нападавшего. Выскочил в коридор, наткнулся на меня, и сам уже не понимал, что делает.

Я сказала, что это не могла быть я, хотя бы потому что мне бы не хватило сил кого-либо задушить. Тогда Марков, понятное дело, попер на Герасимова, и тот по-настоящему испугался, что все подумают на него.

— Я же в ванной был, — попытался оправдаться он.

Но, как оказалось, никто никого не видел. Настя сидела в нашей комнате и плела фенечки, Якушин спал, а Марков пересчитывал в кладовке продукты.

— А где Амелин? — подозрительно поинтересовался Якушин.

Все многозначительно переглянулись.

— Он тоже не мог, — убежденно заверила я. — Зачем это ему?

Якушин неодобрительно покачал головой:

— Мне, кажется, ты слишком с ним носишься и чересчур ему доверяешь.

— Глупости. То, что он болеет, не может чистить снег или ходить за дровами, не значит, что нужно приписывать ему дурные поступки.

— Не значит, но он хоть и с нами, и в тоже время его нет. Чем он тут занимается, пока мы на улице? Бродит по дому, переодевается призраком и пугает тебя? Или одевает пакеты на голову Петрову? Мы этого не знаем.

— А я предупреждал, — не преминул вставить Герасимов.

— Вы сами его отселили. Он, между прочим, не виноват, что болеет.

— Но ты не можешь не согласиться, что он странный, — продолжал гнуть своё Якушин.

— А кто из нас не странный?

И тут Петров пристально уставился куда-то наверх, в сторону лестницы, и все остальные тоже обернулись. Там, закутавшись в одеяло, стоял Амелин собственной персоной и, довольно щурясь, слушал нашу перепалку.

— Это ты сделал? — спросил прямо Якушин.

Амелин неопределенно пожал плечами:

— Какой смысл душить кого-то и не довести дело до конца? Или подсыпать соль, вместо крысиного яда, которого, кстати, полно в гараже? Или привязывать к кровати Тоню и даже не воспользоваться этим? Обидно, что вы так несерьёзно ко мне относитесь.

— Вот, Осеева, слышишь, — пихнул меня локтем подслеповатый Марков. — Вот, у него в какую сторону голова работает.

— Он так шутит. Неужели не понятно? — сказала я. — Причем всегда.

— Знаешь, Костя, тут такое дело, что, в общем-то, не до шуток никому, — медленно произнес Якушин с нажимом. — Это ты дома мог изображать придурка и страдальца, когда перед мамой выпендривался. А тут мы все не в шоколаде, поэтому давай заканчивай с клоунадой. Если ты этого не делал, то так и скажи. Просто честно ответь на вопрос!

Амелин с наигранной робостью потупился, помолчал, а затем, решительно вскинул голову и, театрально запахнувшись одеялом, начал медленно спускаться по ступеням:

  — Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
   Достойно ль
   Души терпеть удары и щелчки,
   Обидчицы судьбы иль лучше встретить
   С оружьем море бед и положить
   Конец волненьям?

Всё это он декламировал с чувственным выражением душевных терзаний, проникновенным, трагическим голосом, вызывающе глядя в глаза Якушину.