Дети слепых (СИ)

Это был простой альбомный лист формата А4 с неровным верхним краем – Йойки уже не рисовал на таких. Сейчас он использовал только акварельную бумагу, которая продается отдельными листами и которую не нужно вырывать из альбома, уродуя край.

Рисунок также был немного помят, словно Йойки куда-то носил его, но от долгого лежания в папке почти распрямился.

На рисунке была изображена девочка. Девочка с короткими светлыми волосами, золотящимися в солнечных лучах, одетая в простенькое жёлтое платье, развевающееся на ветру. Девочка бежала по бескрайнему полю розовых цветов. Она казалась такой лёгкой, почти невесомой, и улыбка её была такой счастливой, а глаза сияли.

Йойки долго смотрел на этот портрет. Какое-то смутное узнавание шевельнулось у него в душе, и Йойки попытался вспомнить, когда он рисовал эту девочку и знает ли он её на самом деле. Ведь раньше Йойки не помнил за собой такой привычки – рисовать выдуманных людей.

Но прошедшее время что-то сделало с его памятью. Йойки так и не смог вызвать к жизни хоть какой-то образ, связанный с этим рисунком. На миг он даже усомнился в том, что нарисовал его сам. Но присмотревшись, прошептал:

- Нет, только я мог так безбожно изуродовать акварель там, где можно было нарисовать хорошо. Это мои вечно неуверенные мазки.

Да кто же она такая? Эта девочка, что кажется такой реальной.

Йойки не помнил. Наверное, он всё-таки выдумал её. Или увидел во сне.

Ну ладно, с этим Йойки ещё мог смириться. Куда сильнее его пугало другое – он совершенно не помнил, когда, при каких обстоятельствах и как он рисовал это. Важнее всего было это как.

Йойки знал все свои работы в деталях, он всегда мог восстановить в памяти последовательность выполнения рисунка, всегда точно знал, что нарисовал вначале, а что потом. Знал, с чем провозился дольше всего, и что далось всего труднее, и наоборот, помнил, какая часть рисунка принесла наибольшее удовольствие и удовлетворение.

Но глядя на этот рисунок, словно появившийся из другого мира, Йойки не мог вспомнить ничего. Как будто его нарисовал какой-то другой Йойки. И это не просто пугало. Это приводило в ужас.

Йойки решил обратиться к матери. Она всегда следила за его творчеством и могла помнить какие-то моменты, которые упустил он сам.

Мать готовила салат и резала помидоры, когда Йойки подошёл к ней и положил на стол свой рисунок.

- Ты не помнишь, когда я нарисовал это? – спросил он.

Мать отложила нож и внимательно посмотрела на рисунок. На лице её тут же мелькнуло узнавание:

- Да-да! Я припоминаю! Такой замечательный рисунок! Эта девочка нарисована так живо, что её невозможно забыть!

- Рад, что тебе нравится, но всё-таки, ты не помнишь, когда я нарисовал её?

Мать нахмурилась, почесала бровь кончиком мизинца.

- Мне кажется, ты был очень странный тогда…

- Что значит «странный»? Когда «тогда»? – Йойки уже не на шутку разволновался.

- По-моему, это случилось около года назад. Ты вернулся тогда домой с прогулки. На улице шёл сильный снег, и ты пришёл весь мокрый и, оказавшись дома, первым делом вытащил из под рубашки этот рисунок. Он был сильно помят, и я помню, я ещё очень удивилась тогда и спросила, когда ты нарисовал его. Такое ощущение, что ты сделал это прямо на улице… Я так и не поняла, куда ты носил этот рисунок и когда нарисовал его, потому что ты так и не ответил мне. У тебя были странные глаза в тот вечер. Как будто затуманенные. Словно ты ничего вокруг себя не видел и не слышал. А потом ты ушёл к себе в комнату и сразу уснул. А я убрала твой рисунок в папку и положила под книги, чтобы он распрямился. Потом ты проснулся и уже что-то болтал как ни в чём ни бывало, забыв про этот рисунок. По-моему, с тех пор я его и не видела… А всё-таки как хорошо получилось! Какие светлые нежные оттенки!

Дальше Йойки уже не слушал. История, рассказанная матерью, ещё больше напугала его. Йойки не помнил, что он делал в тот вечер, о котором она говорила, не помнил, чтобы он приносил домой рисунок, спрятанный под рубашкой. Всё это действительно было слишком странно.

И тогда Йойки понял, что нет ничего ужаснее этого мучительного ощущения собственного бессилия перед памятью. Йойки понял, что нет ничего страшнее мысли, что его собственная память ему не принадлежит. И что какие-то события его жизни ускользнули так, словно их никогда и не было. Изменились, истончились, исчезли.

В тот день Йойки спросил себя: «А что ещё я не помню?».

Йойки спрашивал себя, какие из его воспоминаний настоящие? И может ли быть так, что те воспоминания, что есть у него сейчас, когда-то были совсем другими? И возможно ли то, что какие-то события, запечатлённые его памятью, на самом деле совсем не такие, как он думает?

А девочка, бегущая по цветущему полю, только улыбалась и не давала никаких ответов. Йойки смотрел на её лицо долго, но оно таяло в тумане его памяти, теряло резкость и превращалось просто в нарисованное на бумаге лицо, состоящее из множества линий.

В конце концов, намучившись, Йойки убрал рисунок обратно в папку. Он хотел ещё позже с этим разобраться. Но почему-то забыл.