Дети смотрителей слонов

Тильте много говорила во время нашего путешествия, так что теперь мой черёд высказать то, о чём все мы, включая ламу Свена-Хельге, Синдбада Аль-Блаблаба и Гитте, думаем.

— Зачем Калле Клоаку финансировать религиозный конгресс в Копенгагене?

Вопрос закономерный, ведь широкой общественности Калле Клоак известен своей жадностью, в этом отношении он лишь чуть-чуть не дотягивает до Скруджа Макдака. К примеру, футбольный клуб не получил от него ни кроны, когда мы искали спонсоров, а когда мы с Тильте пытались продавать лотерейные билеты ежегодной официальной лотереи клуба и, пробившись мимо его персонала, добрались до него самого, он сказал, что, к сожалению, у него нет наличных, но вот тут есть две замечательные сладкие груши из сада, им цены нет, и давайте-ка валите отсюда, счастливого пути.

Тем не менее никто не отвечает на мой вопрос, что вызывает некоторое удивление, если принять во внимание, сколько мудрецов и знатоков жизни Финё собралось в катафалке Бермуды. Поэтому отвечать приходится Тильте.

— Он хочет стать министром, — говорит она. — И хочет начать с министерства по делам церкви. А потом пойти дальше.

Мы останавливаемся на парковке размером с половину футбольного поля, засыпанной мелкими круглыми камешками. Тут лама Свен-Хельге откашливается.

— Я, конечно, обязан сохранять тайну, — говорит он. — Я адвокат.

Мы с Тильте серьёзно киваем, всем известно, как важно хранить профессиональную тайну.

— Три недели назад я ужинал у ваших родителей. Это была наша последняя встреча. Они тогда попросили меня захватить с собой свод датских законов.

Мы хорошо помним тот ужин. Отец зажарил тогда рыбу-тюрбо — целиком. Тех тюрбо, которых ловят в водах Финё, очень трудно жарить целиком, потому что они толщиной с кирпич, а диаметром с крышку канализационного люка, и в дальних странах ходят легенды об умении отца зажаривать их целиком. В тот вечер рыба снова удалась, что он и отпраздновал с ламой Свеном-Хельге, как у них это принято, — сначала они распили ящик особого пива, сваренного на пивоварне Финё, а затем попытались разобраться во всяких теологических вопросах, таких как, например, существует ли Бог-создатель, и как там обстоит дело с переселением душ, если у нас, по мнению буддистов, нет индивидуальной души, и почему кончилось пиво, и нельзя ли отправить кого-нибудь из детей в магазин на заправке.

Свод законов мы тоже помним, он был жёлтый и тяжёлый, как каменная купель.

— Это было, кажется, уже поздно вечером, я пошёл в туалет, но перепутал двери, такое иногда случается при очень глубокой медитации — а я интенсивно медитировал на протяжении всего ужина. Сначала я не понимаю, где оказался. Потом узнаю кабинет вашего отца. На письменном столе у него стоит портативный ксерокс. Он включён. А рядом с ним лежит том законов. В него вставлена закладка. Тут я смотрю, на какой странице она вставлена — так, по привычке, — и недоумеваю, потому что это крайне редко применяемые законы, касающиеся «нечётких предписаний полиции». Потом я смотрю на стопку ксерокопий. И вижу, что копировали они закон о потере и находке вещей. И не просто статью 15 и параграф номер 76, они скопировали весь закон и все примеры судебной практики. Более пятидесяти страниц. Тогда я возвращаюсь на кухню. Хочу спросить их, какого чёрта им понадобился этот закон. Но отвлекаюсь. На свою медитацию. На рыбу. На соус «Beurre Blanc».[14] На молодую картошку. Так что я так и не задал этот вопрос. Но сейчас, когда они исчезли, я начинаю думать: может, они что-то потеряли?

За последние двадцать четыре часа мы с Тильте получили множество обрывков непонятной и трудноперевариваемой информации о родителях. Эти сведения того же рода.

— Если и потеряли, — говорит Тильте, — то вряд ли это что-нибудь ценное. У наших родителей есть только одна ценность — это мы.

♥

Парадный вход Финёхольма ведёт в холл такого размера, что, обоснуйся на его мраморных плитах четыре многодетные семьи, все бы чувствовали себя комфортно и прожили бы долгие годы, ничуть друг друга не стесняя. Стоящий у дверей человек в синем камзоле и напудренном парике встречает гостей, тепло их приветствует и следит за тем, чтобы внутрь случайно не просочились неприглашённые.

Тильте берёт за руку Синдбада Аль-Блаблаба, а я кладу свою маленькую ладошку в тяжёлый кулак Гитте, и вот мы уже проходим мимо стража и оказываемся в холле.

По случаю сегодняшнего события здесь устроили гардероб, где обливающиеся потом под париками слуги принимают у гостей пальто с таким видом, словно вот-вот заплачут горючими слезами — ведь нанимаясь на работу лесничими, они не обратили внимания на то, что было написано в их контракте мелким шрифтом.