Дети смотрителей слонов

— Только никому ничего не говорите, мои пупсики. Считается, что другого выхода нет. Но, когда я был ребёнком, мы нашли туннель. Он ведёт прямо на восток. Подземный ход. На самом деле, это просто старая канализация. Закрытая кирпичной стенкой. С потайной дверью. Наверняка её сделали во времена шведских войн. Мы пользовались этим ходом, когда нас наказывали, запрещая выходить из дома. А нам надо было в кафе «Жемчужина» в яхтенной гавани Ведбека. Туннель этот заканчивается в скалах на берегу. Оказываешься прямо в шлюпочном сарае. У самого Эресунна. Мы там хранили маленькую резиновую лодку. Со здоровенным подвесным мотором. И выходные костюмы в непромокаемых мешках. А по туннелю спускались на скейтбордах. Надев налобные фонарики. У туннеля, конечно, небольшой уклон. Раньше была канализация.

Только никому ничего не рассказывайте. Именно этот туннель ведёт прямо к подземному сейфу. Да в общем-то и не страшно, если кто его найдёт. Он из закалённой стали и железобетона. Это такой большой ящик. Защищён от взлома. Несгораемый. И весит две тонны. Они поднимали его со двора замка краном.

— Рикард, — спрашиваю я. — Может быть, ты показывал этот туннель маме?

Рикард погружается в задумчивость.

— Очень может быть. Это романтическое место. Туннель. Плиты на полу. Потоки астральной энергии. Прекрасное место покурить травку. У меня, возможно, даже могла возникнуть мысль о мимолётном поцелуе. Не так часто оказываешься с глазу на глаз с вашей мамой. Никому об этом не говорите. К сожалению, она не согласилась на это. Но я не сдаюсь. Чтобы завоевать некоторых женщин, требуется время.

Рикард устраивается поудобнее.

— Меня ждёт бессонная ночь. — Говорит он. — В постели с тремя ягодками.

Эту реплику наверное следует считать комплиментом. Но вряд ли она была особенно искренней, потому что уже через минуту граф Рикард погружается в сон, обняв свою архилютню.

Мы лежим в темноте и не можем заснуть. Несмотря на страшную усталость, расслабиться невозможно.

— Петрус, — шепчет Тильте, — ты бы мог сказать, что папа и мама похожи на жуликов и воров?

— Нет, — отвечаю я.

— Ты бы мог сказать, что они одержимы страстью к деньгам?

Здесь мне требуется минутку подумать. Потому что всякий ребёнок хотел бы дать отрицательный ответ на этот вопрос. Конечно же, они были счастливы в те месяцы с норковой шубой и «мазерати», когда деньги лились рекой. Но если рассмотреть это их счастье под микроскопом, то окажется, что в общем-то всё дело было в том, что отец теперь мог, катая моих одноклассников, разгоняться до 260-и или может быть даже до 280-и на прямом участке возле аэродрома. А что касается мамы, то похоже, что она когда-то видела в кино, как взрослые дамы разгуливают по комнате перед камином, завернувшись в меха на голое тело, и теперь ей самой захотелось попробовать.

— «Мазерати», — говорю я, — и норковая шуба. На самом деле им больше всего хотелось, чтобы у других людей было какое-то религиозное переживание. Для них это важнее всего. Деньги — только средство. И не очень удачно выбранное.

— Значит, Петрус, если мама и папа не прирождённые преступники и на самом деле вовсе не такие алчные, разве мы можем поверить в то, что они решили пожертвовать своей работой, домом, детьми, своим каким-никаким именем и репутацией, чтобы добровольно обречь себя на жизнь, в которой их будет разыскивать Интерпол в пятидесяти странах — всего лишь ради нескольких аквариумов со сверкающими камешками, которые им, скорее всего, будет очень трудно продать?

Мы смотрим друг на друга. До настоящего момента мы были так озабочены стремлением понять, что же всё-таки происходит, что никак не могли представить себе всю картину. Но теперь у нас понемногу начинает возникать какая-то ясность.

— И тем не менее они спланировали ограбление, — говорит Тильте. — Но у них должен был быть какой-то другой план, не собирались же они просто сбежать с украденным.

Усталость исчезла, волосы на голове у меня встают дыбом.

— Закон о найденных вещах, — говорю я. — Там должно быть что-то о вознаграждении за находку.

Тут мы оба поднимаемся с постели.

— Если бы им удалось заставить всех поверить, что драгоценности украл кто-то другой. — говорит Тильте. — А потом вернуть их. Тогда можно получить вознаграждение.

— Им даже не нужно было бы вскрывать ящик, — говорю я. — Им достаточно было бы просто спрятать его.

— Но это две тонны, — возражает Тильте.

— Мама что-то бы придумала, — говорю я.

— Они бы получили десять процентов, — продолжает Тильте, — обычно выплачивают десять процентов. Одни только распятия оценены в миллиард. Десять процентов от миллиарда — это сто миллионов. С этим, наверное, вполне можно смириться.

Мы снова укладываемся. Говорят, что великие мистики, достигшие определённой ступени, больше уже по-настоящему не спят. Может быть, они и лежат с закрытыми глазами, но фиксируют всё происходящее вокруг.