Отец вернулся с работы раньше обычного. Он даже не притронулся к своему стерео и отказался от ужина. Потом вышел к себе в мастерскую, но когда я туда заглянул, он сидел и бездумно перебирал пальцами зубья циркулярной пилы, напомнив мне рыбку-парикмахера из книги «Занимательные истории о рыбах», которая подъедает остатки пищи в акульей пасти.
На ужин мы с Брентом ели гамбургеры в общей комнате у телевизора, чего почти никогда не делали. Мать сидела с нами, что было совсем странно, но, по крайней мере, мы были вместе. В сериале «Герои Хогана»[80]
сержанту Шульцу пришлось надеть платье. Но никто из нас не засмеялся. Никто не пошел мыть посуду. В девять часов мы смотрели «Специальный выпуск». Программа была целиком посвящена Терезе. По словам Корал Кларк, доктор Дорети за минувшие двадцать четыре часа обошел все дома в Трое, требуя доступа в гаражи и подвалы. Он побывал даже в тех домах, которые уже обыскивала полиция, а также в домах с изображением руки на окнах. По последним сведениям, он углубился в Бирмингем, обследуя улицу за улицей. Полиция призывала жителей оказывать ему посильное содействие.«Вот что значит преданный отец! — воскликнула Корал Кларк, завершая свой репортаж. — Мы молимся за него и за тебя, малышка Тереза. Где бы ты сейчас ни была».
В лесу. Замурованная под бочкой с соленьями в «Эврис-Дели», со связанными руками, с завязанными глазами, твердящая: Дубовая роща, Ковингтон, «Мини-Майкс», мое имя.
— О господи! — пробормотала мать и опять закрыла лицо руками.
Среди ночи снова появились люди в масках. К тому времени как меня окликнула мать, я был уже в джинсах, потому что еще до этого заметил свет фонарей на газоне. В окно гостиной мы увидели, что фонари расставлены в ряд, как сигнальные огни. Они освещали какие-то фигурки на снегу.
У меня пересохло во рту, язык, казалось, распух и прилип к зубам, а в горле появилось такое ощущение, что там застряла персиковая косточка. Может, они нашли тело Терезы, подумал я, и принесли его сюда? При этой мысли я ракетой сорвался с места. Промчался мимо родителей и вылетел во двор, скользя по льду на подъездной аллее. Люди в масках бросились врассыпную. Не обращая на них внимания, я кинулся прямо к фонарям и посмотрел на снег. Хотел было закричать, но не смог выдавить ни звука.
Это были могилы — углубления в снегу в форме гробов с маленькими крестиками, установленными в головах. В каждой ямке — силуэт ребенка, этакого снежного ангела с прижатыми руками, как будто то, что было там похоронено, уже улетело. Всего могил было десять — в соответствии с четким замыслом. Восемь из них — для уже мертвых детей, подумал я, плюс одна для Терезы. А последняя для кого — для меня? Я не знал. Я был слишком загипнотизирован этими ямками — заполнявшей их пустотой.
Тут подоспели родители в пальто, развевающихся поверх махровых халатов, с пустыми, черными, как у настоящих снеговиков, глазами. При виде их я бросился бежать. Завернул за угол дома и помчался куда глаза глядят, проваливаясь сквозь наст; льдистый ветер больно хлестал по щекам. Потом рванул к сосне, возвышавшейся в глубине наших владений, — самому темному месту, которое я знал; обогнув сосну, я вылетел туда, где ее тень перехлестывалась с тенью стоявшего рядом клена, и стукнулся лицом о болтавшиеся в воздухе ноги миссис Кори. Я ударил по ним с такой силой, что вырвал их то ли из оцепенения смерти, то ли из глубокой заморозки, то ли из чего-то еще, что делало их такими твердыми. Они хрустнули в суставах и бешено задергались надо мной, рухнувшим в окровавленный снег.
Некоторые вороны не улетают на зиму из Детройта. Кусочки плоти, оставленные ими на лице миссис Кори, посверкивали ледяным блеском и внутренним цветом, словно лепестки замороженного цветка. Не падай духом, сказала мне Барбара Фокс, и сквозь ползучую сырость волос я ощутил прикосновение ее руки. Открыв глаза, я откинулся спиной на холод, и мой взгляд уперся прямо в изодранные щеки миссис Кори. Внезапно я ощутил пустоту — такую же, как в первые несколько секунд после того, как меня усыпили перед удалением миндалин. И все-таки лучше было лежать в собственной снежной могиле, чем в той, что уготовили мне люди в масках.
— Я тебя убил, — сказал я вслух.
Но чувство пустоты не прошло. Я решил, что надо снова попытаться закричать, поэтому заставил себя открыть рот, втянул воздух, насколько позволил язык, превратившийся в персиковую косточку, но звук так и не вышел.
Снова пошел снег. Я чувствовал, как от тепла моего тела подтаивает моя могила. Миссис Кори, казалось, не столько болтается, сколько нависает надо мной — словно остов некоего стерегущего ангела, но не из костей, а из лунного света. Появился мой отец; увидев миссис Кори, он прошептал: «О, нет!» — и только потом выдернул меня из снега и повел домой. Пока мы шли, я не переставал удивляться, как это она умудрилась туда залезть.