Дети Снеговика

— Что бы ни случилось, не позволяйте гусям засирать наш пляж! — сказала миссис Маклин. — Девиз нашего квартала, помнишь?

— Неужели они и правда собираются туда в этот уикенд?

— Получила сегодня листовку.

— Мы никому там не нужны.

— Уберите кучку дерьма, подсыпьте кучку песку — и все будут просто счастливы, что вы пришли. Мы должны держаться друг друга. Мы все.

Каждый год все соседские семьи, даже бездетные, ранним утром собирались на крошечном пляже у Сидрового озера, чтобы убрать мусор, вымести помет, засыпать свежим песком илистый берег, съесть зажатый в грязных руках «хотдог» и полюбоваться сверкающим на солнце льдом, который растает не раньше чем через месяц. Мне не верилось, что День очистки уже на носу, что все этим озабочены и что кто-то отпустит туда своих детей. Я поплелся к себе в комнату и снова принялся вышагивать из угла в угол.

В тот вечер отец вернулся с работы рано и сразу прошел в мастерскую, что он делал почти каждый вечер после мнимого исчезновения Спенсера. Но на этот раз мать перехватила его, усадила за кухонный стол и продержала там до самого ужина. Она скакала от плиты к нему, не давая ему уйти. Вскоре из школы пришел брат. Он продолжал меня игнорировать, но ужинали мы вместе. Потом отец залез в кладовку и достал с верхней полки «Монополию», после чего мы все перешли в общую комнату и где-то около часа просидели за игрой, собирая, выплачивая, отправляясь в тюрьму. Без пяти девять я взглянул на часы и сказал:

— Сейчас будет «Специальный выпуск».

Никто не двинулся с места, пока отец не протянул руки над игровой доской и не положил их на наши с Брентом макушки. Мать прижалась к нему, и в этой позе мы просидели достаточно долго, чтобы я мельком увидел наше смутное отражение в выпуклом стекле телеэкрана.

Под конец все, кроме меня, разошлись по спальням, оставив меня одного у игральной доски. Я еще долго сидел, бросая кости, переставляя чужие фишки, выплачивая и собирая ренту, пока ветер носился по подоконникам, а дом скрипел и покачивался в темноте. Потом я услышал, как Брент прошлепал в ванную и оттуда в родительскую комнату. Немного погодя я набрался мужества и сделал то же самое.

Никто не посмотрел на меня и ничего не сказал, когда я вошел. Мать лежала на боку, подперев голову рукой. Отец с Брентом сидели на шерстяном одеяле, неподвижные, как восковые фигуры. Я залез к ним на кровать, и мир за шторами спальни растворился в тумане. Будто наш матрас поднялся, как в «Бомбончиках и метловищах»,[81] и, вылетев в окно, поплыл в беззвездное небо.

Джеймса Море нашли к вечеру следующего дня прислоненным к столбу с баскетбольным щитом на спортплощадке рядом с его домом, как будто он ждал подачи мяча. Между пальцами у него пропеллером торчала незажженная сигарета. Как и большинство жертв Снеговика, он умер менее чем за двадцать минут до обнаружения. Его мать сказала Корал Кларк, что он терпеть не мог баскетбол, хотя и приходил каждый день на спортплощадку, — потому что его всегда ставили последним. Когда миссис Море вскрикнула, камеры на секунду задержались на ее лице, потом перешли на фотографию ее сына в костюме росомахи. Снимок был сделан не в школе, а у него дома, в гостиной, еще до того, как он прикрепил себе иглозубую челюсть. Он улыбался.

1976

День очистки озера выдался холодным и ясным. Я проснулся раньше всех, но не намного и, лежа в постели, слушал, как мои домашние потихоньку втягиваются в жизнь. У родителей зазвонил будильник, и они тут же начали переругиваться. Отец не хотел идти на озеро. Он сказал, что и так мотался туда целую неделю исследовать осадки, разделяя горе общины, хотя, по мнению многих, не вправе был его испытывать. Всякий раз как мать применяла новую тактику, отец повторял: «Целую неделю, будь она неладна».

В конце концов мать заявила:

— Пока мы отсюда не уедем, я намерена до последнего дня участвовать в жизни квартала. Пусть даже меня объявят его бичом.

— Ну, нет! — сказал отец. — Бичом квартала объявят твоего старшего сына.

Я не стал сопротивляться приливу энергии, которая во мне тот час же забурлила. В последнее время у меня ведь ее вообще не было. Спрыгнув с постели, я принялся колотить в дверь Брента, пока он не рявкнул: «Отъебись!» Я быстренько ополоснулся, натянул два свитера, накинул ветровку «Красных крыльев» и распахнул входную дверь глотнуть свежего воздуха. Потом влетел на кухню, схватил булочку и запихал ее в рот, ощущая себя львом, готовым перемахнуть через стену, которой сам себя отгородил. Я знал, что Терезу еще не нашли. Знал, что сломал жизнь Спенсеру. Знал, что Джеймс мертв. Но я хотел на волю. В кухню вошла мать, она была еще в халате. А отец еще даже не удосужился принять душ. Я стрелой вылетел в коридор и снова забарабанил в дверь Брента.

— Шевелись давай! — подгонял я его.