Дети Снеговика

Второй раз мы пришли ночью и решили не уходить, пока нас не впустят в дом. Спенсер ночевал у нас, и мы с ним сидели в моей комнате, по очереди гоняя машинку по единственной работающей дорожке моего автотрека «Тайко». В отсутствие Терезы мы со Спенсером все больше и больше времени проводили вместе, но говорили все меньше и меньше. На перемене мы просто стояли рядом среди заплат грязного снега у края асфальтовой площадки, медленно изгибаясь в одну сторону, словно две березы, тянущиеся к одному и тому же источнику мертвого света.

Та ночь была первой из тех четырех, что Спенсер должен был провести у нас дома. Миссис Франклин, когда его привезла, сообщила моей матери, что продолжает операцию по «спасению брака». В ответ мать промурлыкала несколько избитых, но искренних слов сочувствия, которые она давно заучила, но ей явно было неловко. Я покосился на Спенсера, и он пожал плечами.

— Они едут на озеро Святой Клары, а потом на танцы. Иногда им весело.

После двухчасовых манипуляций с пультом автотрека я пошел в туалет и остановился в холле. Из гостиной до меня донеслись приглушенные голоса родителей. Дверь в гостиную они закрывали только в тех случаях, когда их разговор не предназначался для моих ушей, поэтому я подкрался к двери и стал слушать. Спенсер выглянул из моей комнаты и на цыпочках подошел ко мне.

— Синтия правда все это видела? — спросил отец.

Мать вздохнула.

— Нет. Колин никого не пускает в дом. Барбаре пришлось встречаться с ней в «Эврис-Дели».

— По крайней мере, они хоть наконец поговорили.

— Какое там… — Мать снова вздохнула, вздох был тяжелый и долгий, и я понял, что она плачет. — Ох, Джо! Синтия говорит, Барбара даже не прикоснулась к еде — только сидела и плакала. И еще курила. Ты когда-нибудь видел, чтобы Королева свежего воздуха Барбара Фокс курила?

Мышцы у меня на ребрах зашевелились как живые и начали сжиматься. Спенсер уселся рядом со мной на ковер и прислонился к стене. В последнее время высматривание и подслушивание стало нашим главным общим делом.

— Когда это случилось? — спросил отец.

— Дня два-три назад, по-моему. Тереза, едва проснувшись, встала с постели и искромсала бритвой все шторы в доме. А потом развесила повсюду обрывки ткани, словно это были шкуры животных или что-то в этом Родс. По словам Барбары, Тереза с тех пор все время лежит под пледом в своей комнате, прижав лицо к окну. А по ночам у нее бывают приступы плача.

— О господи, — прошептал отец.

— Колин заставляет ее раз в день вставать с постели и принимать ванну. Барбара говорит, она все время поет.

— Что поет?

— А черт ее знает, Джо. Поет и все. Уставится на стену и поет. Барбаре приходится ее мыть — сама она не в состоянии.

— Может, нам к ним сходить? Вдруг мы сможем что-нибудь сделать.

— Если и сможем, он все равно нас не впустит, — вздохнула мать.

У меня бешено затряслась голова. Я посмотрел на Спенсера. Красные кроссовки так плотно сидели на его сдвинутых ногах, как будто к ним приросли. Я знал, о чем он думает. Мы давно привыкли к монументальной молчаливости Терезы. Но мысль о том, что она исполосовала шторы и плачет по ночам, вызвала какое-то совсем новое беспокойство. Родители умолкли; немного погодя я сделал знак Спенсеру и мы тихонько прошмыгнули в мою комнату. Какое-то время мы в полной амуниции лежали на своих койках, с головой укрывшись одеялом.

— Надо срочно что-то делать, — донесся с нижнего яруса голос Спенсера.

Я понимал, что он прав. У меня тоже возникли кое-какие идеи, но все они казались детскими, и я сомневался, что они помогут Терезе поправиться.

— Отец не в силах ей помочь, — сказал я.

— Если мы сейчас ничего не сделаем, то другого шанса, может, и не будет, — перебил Спенсер. — Она просто умрет.

Я проигнорировал его слова, продолжая прерванную мысль.

— Он не знает как.

— Она ненавидит Барбару, — сказал Спенсер.

— Уже нет, — поправил я. — Но Барбара только что задавила собственного отца, так что от нее сейчас никакого толку.

— Точно, — согласился Спенсер.

— Так что же мы будем делать, когда туда попадем?

Если бы не шуршание простыней, я бы, пожалуй, решил, что Спенсер заснул, — так долго он не отвечал. Наконец он спросил:

— Твои родители вообще когда-нибудь ложатся спать?

Отец просто места себе не находил, шастал по всему дому: то пойдет в гостиную, то в коридор. Пару раз он останавливался у моей двери, но не входил. Потом зашел в спальню, где была мама, но сразу же вышел. Светящиеся зеленые стрелки-ракеты на моих настольных часах в виде Солнечной системы, показывали два часа утра, когда я услышал знакомый скрип родительской кровати и понял, что папочка наконец угомонился. Не сговариваясь, мы со Спенсером натянули куртки, прошмыгнули в парадную дверь и двинулись к дому Терезы.