- Это будет потом! – разозлился офицер. – А пока что нужно решать дела насущные. Если победят красные, всё что думали наперёд, всё зря.
Наступила тишина. Мы смотрели на него, исподлобья, с недоверием, злостью и призрением. Он же вообще старался на нас не смотреть.
- Расстреливать вас, конечно, никто не будет, - успокоил он нас, хотя я этого сильно и не опасался. – Люди нам нужны, даже такие как вы. Теперь вы будете приписаны к пятому штрафному полку.
- А в чём различие штрафного полка от обычного? – спросил Дравдин с интересом.
- А такая, что первыми в атаку бросают штрафные полки, на переправу там, или на штурм укреплённых участков, - ответил он злорадствуя. – И средняя продолжительность жизни бойца в таком полку, меньше трёх дней. Так что считайте это смертным приговором.
И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
- "Кто не за нас - тот против нас!
Нет безразличных: правда, с нами!"
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
Максимилиан Александрович Волошин (Кириенко Волошин)
День 22
«Русские рубят русских»
Нам относительно повезло. Сколько там сказал офицер, средняя продолжительность жизни бойца в штрафном полку? Меньше трёх дней, ну что ж, мы уже изрядно переплюнули этот срок. Прошло семь дней, и медленно как и все предыдущие шёл восьмой день нашей службы в ополчении. Правда стоит отметить, что за всё это время, чудом ли, или просто стечением обстоятельств, но мы ни разу не участвовали в бою. Не сделали не единого выстрела, как по большому счёту и весь наш полк.
Но обольщаться нам не стоило, как говорил мужичёк, которого погнали из верхушки командования за «неправильные» мысли, и тоже сослали в наш штрафной полк, обе стороны затаились, перед решающим сражением, причём такое говорил не только он, подобные разговорчики ходил всюду.
Мол ура товарище, конец войне, скоро заживём хорошо. И правда, со стороны условного говоря красного берега, на наш, стало приплывать всё больше неудачных беглецов. Если уж целые армии не могли переправится через реку, что уж говорить об одном, или нескольких людях. Но видимо, люди были доведены до отчаянья ещё больше чем здесь, и старались бежать оттуда. Однако сдаваться красные не собирались, они были готовы биться до последнего, даже если объективных причин для этого уже не было.
Я и сам стал замечать, что наше командование готовиться к большой операции. Почти каждый день к нам присылали патроны, больше еды, и поговаривали, что в подвале у командира полка целая фляга спирта, мол, перед боем, чтоб руки не дрожали. Всё шло к тому, чтобы начать массированную переправу.
Только за последние тря дня, к берегу, перебросили два полка полиции, и три полка наспех сформированных добровольцев. Они, правда, пойдут вторым эшелоном, а сначала мы, пушечное мясо в действии.
И наконец позади нас, буквально вчера вечером поставили целый миномётный расчёт, спрашивается на кой им это делать? Место у нас уязвимое, мину можно вполне точно отправить в цель с того берега. А миномётов мало. И ценились они порой больше человеческих жизней.
Стоит сказать, снарядили нас из рук вон плохо. Я не был военным, однако смотря фильмы о войне, читая кое-какую литературу, слушая новости, наконец, сейчас я понимал, что что-то не так. Да хотя бы потому, что нам не выдали касок. Снарядили даже не карабина а винтовками Мосина образца 1939 года, не нужно удивляться, на складах министерства обороны и не такие раритеты встречаются. Причём они были вполне пригодны для использования, что уже не однократно применялось в боях.
Однако стрелять, и каждый раз после этого передёргивать затвор было мягко говоря не удобно, и ко всему прочему снижало плотность стрельбы. Хотя тут всё просто и понятно, просто не предполагается, что мы будем вести прицельный огонь, концентрировать свой огонь на чём-нибудь. Предполагалось, что мы переправимся, высадимся на берег, ввяжемся в рукопашный бой, может быть, закрепимся, а там уже подоспеет второй эшелон солдат.
А недавно к нам зашёл генерал, один из немногих, кто принимает решения на высшем уровне. Сказал собрать мешки в поход, всего по минимуму, воды, патронов. Еды и медикаментов не дали, и посоветовали не брать, подумать о тех, кому они будут действительно нужны. Нас осознано готовили к скорой гибели, а мы осознавали это, но ничего не могли предпринять.
Точного времени я не знал уже несколько дней, единственные наши механические часы мы выменяли на пару бутылок палёной водки, которая помогала хоть как-то согреться и не думать о плохом, хотя бы на какое-то время. Теперь я ориентировался по солнцу, и существовало теперь всего несколько моментов дня. Это ночь, утро, полдень, день и вечер. Точнее было никак, да это собственно было и не важно.
Сейчас был полдень, или предобеденный час, скоро должны будут выдать норму в еде, которая для солдат естественно была выше, но которой всё равно очень не хватало.