Дети солнца

Она не хотела, чтобы у мамы рождались другие дети, ей было достаточно меня одной, ибо она уже сосредоточила на мне всю любовь, на которую только была способна, и ни с кем не желала её делить. Трём моим сёстрам не досталось от неё и половины той ласки, которая излита была от рождения на меня, её первую внучку. Но особенно обделена была бабушкиной любовью наша двоюродная сестра Ира. За это младшая бабушкина дочь, тётя Инна, всю жизнь на неё обижалась.

— Там четверо, и все родные у тебя, а моя одна, и как чужая.

Если в этом и было преувеличение, то небольшое, ведь бабушка Софья всю жизнь прожила с нами, а не с ними.

Она была полная, мягкая, уютная, к ней так хорошо было прижаться и поплакать или погреться у неё под боком, или уснуть у неё на руках, слушая её «рассказы из жизни». В детстве мы много разговаривали, я и она. Моих сестёр она уже не удостаивала своими рассказами, да им не очень‑то и хотелось. Теперь они удивляются, откуда я все про всех знаю и помню. Откуда! От бабушки, конечно! Вот она сидит, прислонившись спиной к тёплой печной стене, смотрит на меня бесконечно любящими глазами и рассказывает. А я сижу у неё в ногах на маленькой скамеечке, подперев ладошками щеки, а локотками упёршись ей в колени, укрытые поверх байкового халата длинным фартуком, и слушаю. Бабушка рассказывает мне про деда Бориса, которого я никогда не видела.

— Дедушка твой красивый был, — говорит она с неодобрением, с давней своей досадой на дедушкину красоту.

— А он какой был, большой? – спрашиваю я (даже фотографии дедушки не сохранилось почему‑то).

— Не, небольшой, маленький, такого роста, как ваша мама.

Наша мама роста среднего, папе она едва достаёт до плеча. Сама бабушка и того меньше.

— А волосы у него какие были? Чёрные?

— Не, не чёрные, такие рыжеватые.

— У–у… Разве это красивый?

— А то! У него бородка была, знаешь, какая красивая, аккуратная такая, он её каждый день понемножку ножницами подстригал…

Вообще‑то, о дедушке Борисе она вспоминала редко, а когда вспоминала, всегда чему‑то про себя усмехалась. Никогда я не слышала, чтобы она о нём всплакнула или вслух пожалела. Наверное, она его совсем не любила.

Они приходились друг другу родственниками, но не кровными. Мачеха дедушки Бориса была её родной тётей. Эта тётя в своё время вышла за вдовца с тремя детьми и родила ему ещё одного, четвёртого сына. За старшего своего пасынка, Бориса, она и сосватала впоследствии племянницу. Бабушке было, наверное, лет 19, когда её выдали, потому что в 20 она уже родила нашу маму. С кем ей повезло, так это со свекровью, все‑таки родная тётка. А младший из трёх деверей одновременно приходился ей двоюродным братом. Благодаря этим родственным переплетениям, бабушку в семье мужа не обижали, но вот сам он…

Иногда, рассказывая про дедушку Бориса, бабушка намекала, что он был большой любитель «поухаживать за женским полом». Когда я стала старше, она однажды выразилась более определённо:

— Дедушка твой был хороший… блядун!

Сказано было со вздохом не прошедшей за 30 с лишним лет обиды. Нет, наверное, она его все‑таки любила. Может, это он её не любил? Заставили отец с мачехой, он и женился, а любить не любил. Представить, какой была бабушка в молодости, я никак не могла, а фотографий то ли вообще не существовало, то ли не сохранилось. Но и в старости бабушка Софья была, на мой пристрастный взгляд, очень даже симпатичная. У неё были густые тёмные волосы, на которые седина красиво легла отдельными, тонкими серебряными ниточками, всю жизнь бабушка расчёсывала их на прямой пробор и закручивала на затылке в пучок, который сама называла «кублик». Лицо у неё было в мягких, совсем мелких морщинках, особенно милое и приятное, когда она улыбалась, а улыбалась она почти всегда, когда с кем‑то разговаривала, просто глаза у неё такие были – карие, живые, всегда смеющиеся. Никак нельзя было не улыбнуться ей в ответ. Прибавьте к этому замечательные способности бабушки в области домашнего хозяйства: она необыкновенно вкусно готовила, хорошо шила и была незаменимой нянькой детям. Какую ещё жену нужно было дедушке Борису? Подумаешь, красавец! Маленький, рыжий… До войны он заведовал в Чернигове хлебным магазином, а бабушка Софья была в этом магазине продавцом. Она хорошо и быстро считала в уме и на бумаге, легко читала, а писала со смешными ошибками: «усе» вместо «все» – как говорила, так и писала. Но что вы хотите? Образование её было – три класса церковно–приходской школы.

По характеру же бабушка Софья была типичная клуша, наседка. Мама рассказывала, что, когда дедушку Бориса забрали на фронт, она как села, так и сидела несколько дней, сдвинуться с места не могла, только повторяла всё время:

— Конец усему…