Дети света

Вдруг полет оборвался. Родион очутился у невидимого порога, словно перед стеклянной стеной. Оттуда лился свет. Ему очень захотелось туда, в мягкое весеннее сияние. «Интересно, можно мне туда?» – подумал он. «Войди!» – услышал в тот же миг ответ. Это не был звук. Повеление произошло оттуда, из света, и отозвалось в каждой клетке его существа. Или фотоне?.. Он мельком оглядел себя и обнаружил руки, тело, ноги, – очень похожие на свои собственные, но молодые, без морщин и слегка светящиеся.

Однако невидимая стена между ним и светом исчезла. Родион вошел внутрь. Только шаг сделал… Даже не шаг, а легкое движение, – и вот оказался на солнечном поле. Здесь не было ни привычного источника света, ни теней. Словно воздух в самом себе нес мягкое рассеянное свечение.

Что-то произошло. Как на литургии, когда открыли царские врата и невидимая волна прокатилась по всему пространству храма, и вынесли из алтаря золотой потир. «Царь сошел с трона к Своим подданным», – как всегда в такой миг, пронеслось в душе. Всем новым существом он ощутил Присутствие. В тот дивный миг на него сошла любовь, какой никогда он еще не испытывал. Все земное представление о счастье рассеялось, как сумрак от солнца, вышедшего из густых туч.

Свет воссиял. Любовь наполнила его без остатка. Из света раздался добрый голос. Каждая частица его существа отозвалась и потянулась ему навстречу. Так тянется растение к солнцу. Он узнал Его. Как сын узнаёт отца, раб – господина, тварь – Творца.

Преграда между Богом и человеком исчезла. Ложь земного обмана, лукавство мира, въевшееся в душу, мишура самолюбивых мечтаний – всё растаяло. Отныне он не мог отгородиться от Судьи делами и заботами. Родион предстал перед Господом таким, каким Господь, для Которого нет ничего сокровенного, всегда видит каждого человека. Но впервые Родион сам открылся перед Богом обнаженным телом своей души.

«Что ты можешь показать Мне из своих дел, Родион?» – услышал он ласковый, но властный голос Повелителя.

И познал он истину о себе. Перед ним проходила вся его жизнь день за днем. Впервые она явилась ему не в человеческом представлении, а естественной, без прикрас. Все поступки были пропитаны ядом гордости. Дела, которые он считал добрыми, оказались черными от плесени тщеславия. Отношения с людьми омрачались самолюбием.

Напоследок его жизнь раскрылась, как панорама. Она походила на грязную реку с мутной зловонной водой в берегах, поросших колючками и буреломом. А текла река его судьбы в страшную черную пропасть без дна. И понял он, что эта за пропасть!.. Это адская бездна.

«Ты жил для себя, а не во имя любви. В этом твоя ошибка.»

Голос, полный отеческой заботы, звучал вокруг и внутри человека. И если бы не Его участие, если бы не мудрая доброта, Родион бы сгорел от стыда и превратился в горстку пепла. Но что-то удержало от полного отчаяния. И он остался спокоен. Это было тихое предчувствие радости. И Податель этой непобедимой радости прощения сказал:

«Вернись на землю и измени свою жизнь.»

На прощанье Родион оглянулся. «Какое блаженство находиться в небесном свете! – подумал он. – Как Ты любишь нас, Господи! Я должен сделать всё, только бы вернуться сюда оправданным. Помоги мне, Спаситель.»

– …Ну, что же ты, миленький! Вернись, пожалуйста! Ты видишь, как я стараюсь? – причитала Светлана, ритмично наваливаясь на его костлявую грудь сильными руками. Слезы ручьем и пот градом заливали ей глаза. Тушь с ресниц растеклась по лицу черными разводами. Она размазывала все это по лицу рукавом и по-бабьи выла: – Не дам я тебе умереть, слышишь? И не думай. Я лучше сама помру, но ты у меня оживешь.

– Света, кончай месить меня. Я тебе что, тесто, – первое, что удалось ему сказать после возвращения в собственное тело. – Ты мне ребра сломаешь.

– Ур-р-а! – закричала мучительница. – Живой!

– Ну да, а как же иначе? – ворчал Родион, потирая ноющую грудь. – Ты старалась, и я тебя пожалел. Ну и ручки у тебя… – рассматривал он ее тонкие пальчики. – Ими подковы разгибать можно.

– Да что ты! У меня от страха силы появились. Спасибо тебе, что ты не умер. Я… не знаю, что бы делала… – и она снова заревела, как испуганная девчонка.

Согласие

Петр вспомнил, что и раньше видел Марину: в столовой, в процедурном корпусе, на набережной. Но проходил мимо.

«Вот так за свою жизнь мы проходим мимо тысяч людей, и только человек тридцать на самом деле живут с нами, – подумал он. – И только единицы становятся действительно близкими. И вовсе необязательно это члены семьи или родственники.