Дети света

День субботний выдался солнечным и тихим. Ольга с детьми поехала к теще, потом на рынок, потом еще куда-то. В доме наступила хрупкая тишина. Петр неторопливо прочел, нет, пропел, утреннее правило. Получилось хорошо. Завтрак и уборка квартиры заняли еще с час. За полчаса он пробежался по магазину и ближайшим киоскам на колесах, заполнил холодильник. Все. Кажется, он свободен.

Взял блокнот, книгу на всякий случай, и вышел из дому. Подумав, направился в сквер, в котором мутноватой лужицей поблескивало озеро. Прошелся вдоль берегов, заглянул в полиэтиленовые пакеты рыбаков – там в воде плавали мелкие рыбешки. «Не бойся, дорогой, заходи, я коту мойву из магазина принесла!» Ладно, хоть такие водятся, подумал он. По асфальтовой дорожке вдоль берега резвились длинноногие подростки на роликах и велосипедах. Собачники выгуливали диковинных существ.

Интересно, хмыкнул он, сколько времени нужно уродовать волка, чтобы в итоге получить вот этого розового поросенка с акульей челюстью или вон тот лысый скелетик, обтянутый морщинистой кожицей, – элитные породы ценой с деревенский дом где-нибудь в глубинке. Или, спрашивается, сколько лет требуется лупить волка разделочной доской по носу, чтоб зверь от переживаний усох на девяносто процентов, а евонная морда стала плоской, как у этой китайской уродицы, катившейся прямо под ноги Петру? Но и эти существа задумчиво глядели на Петра и с затаенной надеждой ожидали чего-то. А китаянка, подметая шерстью асфальт, подбежала к нему, ткнулась черной расплющенной рожицей в подставленные ладони и доверчиво засопела о своем, девчоночьем.

Петр пожалел несчастную уродочку, погладил пальцем крохотную кудлатую головку и участливо произнес: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне…» (Рим. 8, 19–22) «Щинёк! Собака! – закричала хозяйка. Клубок шерсти утробно вздохнул, чихнул и, поблагодарив большого дядю взором больших черных глаз, покатился к тощенькой хозяйке в розовой пижаме.

Наконец, он отыскал свободную лавочку и присел. Бездумно смотрел на зеленую воду с мелким мусором на поверхности и чутко прислушивался к себе. Ничего. На душе стоял мертвый штиль. Он взял блокнот и перелистал страницы, исписанные шальными фразами. Ни одна не сдетонировала, не вызвала цепной реакции или хотя бы слабого горения в душе. Ти-ши-на…

Открыл книгу и рассеянно полистал. Строчки царапали глаза, не желая проникать вглубь сознания. Что такое? Еще час-другой назад его переполняли свежие идеи, искрометные мысли. Но самое главное – это поднимающееся из глубины души предчувствие чего-то очень светлого. Все пропало. Ти-ши-на.

Петр встал и побрел в глубь сквера. Побродил среди могучих лип и тополей. Всюду бегали дети и собаки. Взрослые гуляли, разговаривали с попутчиками. Старики на длинной лавке играли в шахматы. Вроде бы все хорошо. Но… не очень. Когда в душе такой омут, – это плохо.

Ладно, попробуем что-то предпринять. Он вышел к ларькам и забрел в цветочный магазинчик. Тут в парной духоте томились цветы и скучная женщина. Он прошелся вдоль стеллажей, плотно уставленных растениями. Подхватил какой-то махонький кустик, облепленный мелкими красными цветами, удивился, что они приятно пахнут, и расплатился. Женщина одними пальцами приняла деньги и отсчитала сдачу, не изменив позы.

Дома он снял тяжелый керамический поддон с балкона и понес его в ванную. Безжалостно выдернул полузасохшие уродливые стебли львиного зева. Разлепил новый цветок на несколько саженцев и воткнул их в черную землю. Полюбовался композицией и остался доволен. Поднял поддон и понес обратно на балкон. Вдруг его нога наступила на что-то мягкое. Оно крякнуло и протяжно мяукнуло. Чтобы не раздавить животное, он шагнул в сторону. Пальцы правой ноги со всего размаху с хрустом впечатались в ребро шкафа. Теперь уже он кряхтел и протяжно выл. Перед глазами плавали противные зеленоватые искры. Опираясь на пятку, он донес поддон до балкона и поставил его на стол. Хватит.

Дохромал до дивана, осторожно снял носок и посмотрел на распухшие пальцы. И в этот миг ему так стало жаль себя! «Вот я со сломанной ногой, голодный и всеми брошенный. Один, как волосок на лысине. Как бродячий пес. Как зимний волк…»

В ноге что-то запульсировало, заныло, горячим теплом хлынуло в голову. Он лег на диван и мгновенно заснул. Ему приснился знойный полдень. Он прыгал по раскаленному песку и, обжигаясь от каждого касания ноги, внутренне рыдал. А вокруг все громко смеялись. Ему стало так одиноко наедине со своей болью… Он проснулся, проковылял в ванную и пустил сильную струю холодной воды. Сунул под нее распухший палец ноги. Но стало еще больней. Что делать? Наступало время вечерней службы. Он вспомнил совет одной мудрой старушки: когда станет плохо, иди в храм.