Дети света

Утром в кармане куртки Петр нашел мятую бумажку с номером телефона. Позвонил вчерашнему провожатому, узнать, как доехал. Странное дело, от встречи у него осталось впечатление, будто познакомился со светлым, но трагичным человеком.

3/4 Великолепно доехал! 3/4 загрохотало в трубке так, что Петру пришлось отвести ее от уха. 3/4 Говори адрес, сейчас заеду навестить.

3/4 Я работаю…

3/4 Тем более!

  Нашла вода на камень

В загородный дом Бориса вошли трое. Двое загорелых мужчин в потрепанной одежде — один лет сорока, другой около десяти — и с ними миловидная девушка. Охрана почему-то опешила, но молча пропустила их внутрь. Старший мужчина размахивал руками и громко говорил:

— Здесь мы построим дощатый сарай с курами и козой. Там в углу будет кострище. Вот тут выстроим мазанку из глины и побелим гашеной известью. Вместо газона будет расти полынь и ковыль, можно кое-где посадить татарник. Вместо бассейна выроем пруд с осокой. Карасей запустим. Плетень непременно поставим, а на нем — кринки верх дном. Чтобы все как у людей.

— Я не против, только мне сейчас нужно домой. К маме.

— Об этом забудь. Мы, конечно, иногда будем к теще наезжать, но не часто. А ты здесь учись быть хозяйкой. Все, любимая, кончилась твоя девичья жизнь. Готовься к свадьбе.

— А мне что делать? — спросил мальчик.

— Что хочешь! Для начала, конечно, наймем тебе учителя. Он тебя подтянет, а потом пойдешь в школу. Ну а дальше… посмотрим. А сейчас все в дом. Будем устраиваться, комнаты делить, чтобы всем поровну.

…Спустя пару недель в прихожей квартиры Петра раздался жалобный звонок. Дверь открыла дочь Вика и громко свистнула от удивления.

— Па! К тебе тут такая девочка, просто мисс Вселенная! — потом к девушке: — Да вы заходите, не бойтесь. А платьице ваше не из Парижа?

— Оттуда…

— Марина! — всплеснул руками Петр. — Какими судьбами? Как тебя твой домостро­евец отпустил?

— Вот об этом я и хочу поговорить.

— Заходи. Викуша, ты нам чайку-кофейку не сваришь?

— Сегодня с утра я у тебя Викуля, — напомнила дочь, не отрывая взгляда от наряда Марины.

— Будешь препираться, станешь Виком.

— Ладно, вам кофей на подносе, или так сойдет?

— Лучше, конечно, на тележке.

— Ого!.. А прием-то у нас на высшем уровне.

— Ис-пол-нять.

В кабинете Марина села на краешек дивана и протяжно вздохнула.

— Ничего, ничего, — опередил ее Петр. — Стерпится, слюбится.

— Да я, Петр Андреевич, всю жизнь с мужиками общаюсь. Но этот… но эти — они как из камня высечены.

— Это кажется. Борис на самом деле человек мягкий и деликатный. Просто, наверное, сильно влюбился.

— Что? Дядя Боря влюбился? — воскликнула Вика. Она спиной вперед протаскивала в дверной проем тележку на колесиках. — А я мечтала, что он дождется, пока я вырасту. Марина, а ваше платьице сколько стоит?

— Я тебе еще лучше принесу. В подарок.

— Спасибо, подруга! — расцвела Вика.

— Дочь, — сурово пробасил отец, — за вымогательство лишу квартальной премии.

— Па, зачем премия, если у меня будет платье из Парижа?

— Выйди и не мешай. У нас серьезный разговор.

— Поторопитесь, а то мама скоро придет. …А тут в кабинете у моложавого папочки молоденькая девушка. Краси-и-ивая! Что мамочка подумает?

— Эти подростки!.. — вздохнул Петр, когда дверь закрылась. — Прости, на нее иногда накатывает.

— Петр Андреевич, скажите, пожалуйста, а мне обязательно это… Замуж выходить?

— Ну и вопросы ты задаешь. А что случилось?

— Я так не привыкла. Эти два супермена всю мою уютненькую жизнь хотят перевернуть.

— Но ведь ты же сама хотела новой жизни. Вот и вживайся.

— Я не думала, что это будет так радикально. Они от меня требуют слишком много. Я в шоке.

— Ничего. Этот период для всех девушек трудный. А чего ты хотела?

— Я хотела бы вас… тебя любить. И все.

Петр поперхнулся кофе и прокашлялся.

— Одумайся, Мариночка. Я женат, у меня дети твоего возраста… почти.

— А мне ничего и не надо. Я готова так, на расстоянии любить. Ведь ты же сам говорил, что любовь главное.

— Давай разберемся. Говорил я тебе о любви христианской. В ней нет ничего плотского. Секса, как сейчас говорят. Я люблю тебя, как сестру…

— А мне ничего другого и не надо! Если хочешь, я даже вообще сгину с твоего поля зрения, из твоего окружения. Я хочу любить по-христиански.

— Знаешь, Марин, если бы это говорила пожилая монахиня, лет тридцать прожившая в монастыре… и то я бы вряд ли поверил. Но ты молодая и цветущая. Из тебя дети аж пищат, так наружу просятся. У тебя еще никак не может быть этой чистой небесной любви. Возьми «Лествицу» и посмотри: у любви высшая пятнадцатая ступень. Чтобы до нее дорасти нужно пройти предыдущие четырнадцать. А там отсечение воли, послушание, молчание, молитвенный подвиг… и много чего еще. Понимаешь? Ну не может быть у молодой светской женщины духовной любви.

— Может! И я готова доказать.

— Не надо. Ты уже себя опровергла. Ничего никому доказывать не надо. Господь тебя свел с Борисом. Дал вам Антона. Детей своих нарожаешь. Это твой крест. Вот и неси его. А эти твои капризы… пройдут.