Дети света

Вот куда поднялся наш «блаженный пьянчужка»! Кто знакомился с писаниями пустынников, тот узнал эту монашескую тесноту сердца, обнимающего любовью мир. Тот самый мир, который погряз во зле. Ты его любишь, жалеешь, потому что в нем живут люди… а он тебе в ответ на твою любовь — позор, смех, издевательства, грабеж, побои, …распятие. «Чем сильнее любовь, тем больше страдания». Разумеется, изматывающая боль от наблюдения всеобщего безумия обязательно приводит к мысли о конечной остановке на жизненном пути. Усталый, изможденный путник жаждет покоя. Но перед тем, как упокоиться на мягком ложе, увы, — Хозяину последнего пристанища нужно рассказать о пройденном пути: каждому путнику предоставляется Там свое место, наиболее подходящее.

«И если я когда-нибудь умру, — а я очень скоро умру, я знаю — умру, так и не приняв этого мира, постигнув его вблизи и издали, снаружи и изнутри постигнув, но не приняв, — умру, и Он меня спросит: «Хорошо ли было тебе там? Плохо ли было?» А я буду молчать, опущу глаза и буду молчать, и эта немота знакома всем, кто знает исход многодневного тяжелого похмелья. «Почему же ты молчишь?» — спросит меня Господь, весь в синих молниях? Ну что я Ему отвечу? Так и буду молчать, молчать…

Может, все-таки разомкнуть уста? — найти живую душу и спросить, сколько времени?..

Да зачем тебе время, Веничка? Лучше иди, иди, закройся от ветра и потихоньку иди…

Что тебе осталось? Утром — стон, вечером — плач, ночью — скрежет зубовный… И кому, кому в мире есть дело до твоего сердца? Кому?.. вот войди в любой… дом, у любого порога спроси: «Какое вам дело до моего сердца?» Боже мой…

Я повернул за угол и постучался в первую же дверь.

«Неужели так трудно отворить человеку дверь и впустить его на три минуты погреться? Я этого не понимаю… Они, серьезные, это понимают, а я, легковесный, никогда не пойму… мене, текел, фарес, то есть «ты взвешен на весах и найден легковесным», то есть «текел»… Ну и пусть, пусть…

Но есть ли там весы или нет — все равно — на тех весах вздох и слеза перевесят расчет и умысел. Я это знаю тверже, чем вы что-нибудь знаете. Я много прожил… и продумал — и знаю, что говорю. Все ваши путеводные звезды катятся к закату, а если и не катятся, то едва мерцают. Я не знаю вас, люди, я вас плохо знаю, я редко на вас обращал внимание, но мне есть дело до вас: меня занимает, в чем теперь ваша душа, чтобы знать наверняка, вновь ли возгорается звезда Вифлеема или вновь начинает меркнуть, а это самое главное».

«Есть ли там весы, нет ли там весов — там мы, легковесные, перевесим и одолеем. Я прочнее в это верю, чем вы во что-нибудь верите. Верю, и знаю, и свидетельствую миру».

«Не плачь, Ерофеев, не плачь… Ну зачем? И почему ты так дрожишь? От холода или еще от чего? не надо…»

Весь сотрясаясь, я сказал себе: «Талифа куми!» То есть встань и приготовься к кончине. Это уже не «талифа куми», то есть «встань и приготовься к кончине», — это «лама савахвани», то есть «для чего Господь, ты меня оставил?»

Господь молчал».

Так же молчал Бог Отец, когда в предсмертной агонии вопил к Нему Сын Иисус. Отчего такая жестокость, возмутится неверующий. А как, вы думаете, дается искупление грехов? Чтобы принять на себя грехи людей, которые тебя сейчас распяли, чтобы их простить самому и умолить Всемогущего помиловать их — для этого надо отдать себя до капли. Для этого нужно истощить себя до полной нищеты, до полной оставленности, абсолютного вселенского одиночества. Кто способен испить чашу сию? Только тот, кому Господь дает пройти Своим путем. «Я есмь путь, истина, и свет». Слышите? «Путь!»

Каждый христианин в какой-то мере проходит в этой жизни путем Спасителя. И вот это «Господь молчал» знакомо тем, кто принимает муки.

Право же, братья и сестры, сладко оправдывать людей! Благодатно это — разыскивать в своей памяти, в их писаниях оправдания. Опираться на них, как на фундамент, и строить, строить дом на небесах. Тот самый дом, где встретимся мы с нашими усопшими в мире ином.

Чтобы почувствовать Православие, нужно пропустить через сердце такие слова афонского монаха: «Я, если бы было можно, всех вывел бы из ада, и только тогда душа моя успокоилась бы и возрадовалась бы». При этом он сделал руками движение, как бы собирал снопы на поле, и слезы текли из очей его.(«Преп.Сил. Афон.» с.392-393, гл. «Адамов плач»)

Как ответны вы, покойники наши! Как радостно поминать вас добрым словом. Только и вы поймите нас и простите. Нам это делать не очень-то привычно. Нас всю жизнь учили обличать ближних и судить. Поэтому, наверное, наши поминания кажутся вам наивными, неуклюжими. Вы нас понимаете? Вы нас прощаете?

Ты нас понимаешь, Венечка?

«—Я вас понимаю, да. Я все могу понять, если захочу простить… У меня душа большая, как у троянского коня, многое вместит. Я все прощу, если захочу понять. А я понимаю…»

  Благословение