Дети света

Глубокая ночь опустилась на город. Петр Андреевич вернулся на балкон в старое, продавленное кресло. Его охватило смешанное чувство легкой досады и обретения большого богатства. Это, как в юности: сегодня ты расстаешься с любимой, но знаешь, что завтра снова встретишься с ней. Он сидел неподвижно и боялся нарушить хрупкий мир в душе — неосторожным движением тела, нечистой мыслью, грубым звуком.

Густая синеватая темнота окружала его. На сером небе лишь три-четыре звезды поблескивали как-то вяло и неубедительно. Глаза его наблюдали бурую темноту, разбавлен­ную рыжими огнями уличных фонарей. А внутри оставался жить свет… оттуда. Он охранял свет в себе. Он ограждал тишину мира в душе осторожной Иисусовой молитвой. Это был тот самый редкий случай, когда слово «помилуй мя» звучало как «слава Тебе».

Он удерживал в себе это хрупкое равновесие покоя, сколько мог. С радостью удивлялся, как долго это продолжалось. Дальним эхом прозвучала мысль: ради такого можно потерпеть и сломанный палец и много чего еще…

Этот дивный мир в душе воспринимался благодатной почвой, из которой вот-вот что-нибудь должно произрасти. Он не знал что, не понимал как, но только ждал и все.

…И дождался. Из далекой дали детства, из утреннего предчувствия, из дневной мертвенности, из вечерней боли, из ночной тишины — просиял тонкий лучик радужного света и… зазвучал:

«Самое лучшее — впереди».

Боже, какие простые слова! Он и раньше их слышал. Но только сейчас они стали откровением.

Забыв о сломанных пальцах, он встал и в темноте заходил по квартире, из комнаты в комнату, оттуда на балкон и обратно.

«Понимаешь, все, что было, — шептал он, обращаясь к самому себе, — это только начало, детство, младенчество. Самая большая радость, самое большое счастье земной жизни — это крохотные капли из того океана, который ожидает нас в будущем. Самый яркий свет — это лишь полумрак, малая часть того луча, который сквозь земную пыль пробился из бесконечного моря света. Да и сама земная жизнь — это краткое мгновение из той бесконечности, которая впереди.

Да! Самое лучшее — еще впереди! Только так. Иначе бессмысленны наши страдания, это беспробудное одиночество в толпе людей, все наши страхи, болезни, печаль… И эта пронизывающая нашу жизнь надежда на лучшее — не может быть зря. Наша вера, наши чаянья, ожидания… Наше терпение, наконец, когда годами, стиснув зубы, несешь в себе, в сердце, тупую боль — зачем?

Конечно, никто из нас, тем более, я сам, не достойны вечной будущей весны. Но Господь даровал нам веру — этот мост из нынешнего уродства в то блаженство, которое будет. Да, конечно, обязательно будет! Иначе, зачем всё?..

И только так все встает на свои места и обретает смысл. Когда приходят из вечности и все объясняют простые слова: «Самое лучшее — впереди!»

«Слава, Тебе, Господи!» — сказал он удивленно.

«Слава, Тебе, Господи!» — повторил он с радостью.

«Слава, Тебе, Господи!» — засмеялся он, как дитя.

«Слава, Тебе, Господи!» — вздохнул он, засыпая.

  Переход. Начало.

Утром Петр Андреевич проснулся и улыбнулся. Впереди целый день, светлый и радостный.

Он принял бодрящий душ, зажег свечу и стал на молитву.

Покаяние согревалось страхом потери. Славословие бурлило радужной струей благодар­нос­ти. Он проживал молитву, как птица полет: с огненной небесной высоты — вниз, к холодной сырой земле, — и обратно ввысь. Иногда молитвенный полет сводил его под землю, обжигал печным жаром, ужасом и болью. Только надежда вновь расправляла крылья, и уносила его в небо, в синеву, в неопалимый огонь Любви. В лазурных высотах звучал золотистый свет. В том сверкающем переливе звуков жили детский смех, материнская колыбельная, восторг юности, благодушие старости и во всем — великий гимн торжества жизни.

Прозвучало завершающее «Аминь», глаза от желтоватых страниц молитвослова поднялись к образу Пресвятой — она улыбалась. «Господи, за что?.. Я не достоин…» За окном в волнах солнечного света купались птицы и на все голоса пели, свистели, цвиркали.  Даже на перилах балкона, отливах подоконника прыгали воробьи и трещали, сотрясаясь крохотными тельцами. Мир тварный славил и благодарил Творца.

Позвонил Борис и предложил Петру вместе навестить Иннокентия.

Пока они встречались и ехали через пробки и заторы в подмосковную клинику, больной сидел на лавочке в больничном саду.

В это солнечное утро с птицами что-то случилось. Иннокентий наблюдал, как они пронзали небо, перелетали с ветвей в траву и обратно. Маленькие птички наполняли огромное пространство воздуха радостной вибрацией. «Господи, за что?.. Я не достоин…» Он прикрыл уставшие от яркого света глаза. Там, на опущенном занавесе, как на внутреннем экране, калейдоскопом вращались розовато-зеленые галактики.

«Зачем я? Почему случился? Из чего, какого небытия?»