Тот, кто полагает, что маленькие дети – это маленькие взрослые, вероятно, имеет самое общее представление о том, насколько сложен процесс освоения человеком различных умений и навыков. К примеру, для того чтобы научиться распознавать иронию, человеку требуются годы практики. Но нет, некоторые мамы ставят планку на недосягаемую для ребенка высоту и начинают иронизировать с двухлетним. Зачем? Зачем предъявлять к детям завышенные требования, отказывая им тем самым в праве постепенно и без стрессов развивать свои способности? Понять сложные высказывания – невыполнимая задача для детского мозга, а двусмысленные шутки дети тем более не поймут.
Еще одно любимое утверждение специалистов от педагогики – что, дескать, каждая мелкая обида наносит ребенку незаживающую душевную рану, поэтому его нельзя ругать. Так ли это? Да, так. Если обида не мелкая, а действительно серьезная, ребенок будет травмирован. Нет, не так, потому что ругать ребенка не значит обижать его. При воспитании без наставлений и порицаний не обойтись, увы.
Например, мои дети знают, что во время еды нельзя чавкать, нельзя ставить локти на стол, после еды нужно говорить «Спасибо!» и нужно убрать за собой тарелку. Даже двухлетний Отто уже усвоил большинство правил поведения за столом, хотя, отвлекаясь на что-то, он может и нарушить парочку из них. Ничего страшного, ведь его мозгу всего два года от роду.
Если не прививать ребенку хорошие манеры, он их просто-напросто не усвоит. А если он их не усвоит, со временем у него возникнут проблемы с общением. Когда Отто делает что-то не так, мы указываем ему на ошибку. Когда он в пятый раз делает что-то не так, мы ругаем его. Не думаю, что это нанесет ему травму – скорее принесет пользу: поймет. В любом случае поведение человека определяется тем, как его воспитывали в детстве. Если ребенок не освоит элементарные правила поведения за столом, ему грозит не усвоить правила поведения в обществе и он никогда не станет полноценной частью социума. Он останется ребенком: капризным и избалованным, и «маленький взрослый» будет звучать с обидной для него иронией.
Можно ли научить маленького ребенка говорить на иностранном языке?
Память ребенка, точно так же как и память взрослого, развивается скачкообразно, в зависимости от того, о каком отделе мозга идет речь. Долговременная память состоит из двух отделов: эпизодического и семантического. Эпизодическая память отвечает за воспоминания о событиях и пережитом опыте, а семантическая – за различную «полезную» информацию и факты.
Долговременная память формируется сравнительно рано: в четыре-пять лет она уже работает достаточно хорошо, и ребенка вполне можно научить чему-то. Например, говорить «спасибо», вставая из-за стола. Наш сын Отто, хотя и мал, никогда не забывает поблагодарить маму за вкусный обед – он этому научился, причем гораздо раньше.
Чтобы чему-то научиться, ребенок должен уметь концентрировать свое внимание, а за это отвечает кратковременная память. Но у маленьких детей с этим проблемы. Они не могут одновременно помнить о нескольких вещах, в отличие от нас, взрослых. Шестимесячный ребенок никогда не найдет спрятанную от него погремушку, даже если он видел, куда ее положили родители: он просто
Кратковременную память можно натренировать и развить, но, конечно, нет никакой необходимости приступать к тренировкам с колыбели. Хотя… почему бы и нет? Ученые смогли доказать, что благодаря развитию кратковременной памяти у детей дошкольного возраста улучшались навыки чтения и формировались способности к решению математических задач. Итак, кратковременная память – ключ к большим возможностям. В целом мозг реагирует на тренировки, как и все остальные части организма. Существуют определенные техники визуализации, позволяющие запоминать больше и лучше. Любой ребенок только выиграет, если вы познакомите его с развивающими упражнениями.
Думаю, вам приходилось слышать имя Жана Пиаже. Этот швейцарский психолог создал теорию когнитивного развития, которая до сих пор популярна. Впрочем, с позиции сегодняшней науки (он родился в 1896 году, а умер в 1980-м) его выводы представляются сомнительными. В качестве объектов исследования он использовал собственных детей, а их у него было всего трое. К тому же они обладали сходным набором генов и росли в одной среде. Позднее Пиаже наблюдал и за другими детьми, и это расширило предложенную им классификацию интеллектуального развития, но все же вряд ли ее можно считать универсальной.