–
–
Плохое, очень плохое предчувствие было у Дженни.
Стена с грохотом треснула, Арвет нахмурился, черный извив затянулся, но вся стена пошла мелкими трещинами. Юноша сжал кулаки, но дерево качнуло, пол подбросило, он пошатнулся.
Вскинул глаза – стена осыпалась дряблой трухой, превращалась в облачную кашу. Из кипящего сизого облака вываливались клубки нитей, надувались, как шарики, обретали контуры человеческих фигур, а следом вплыл алмазный кокон.
–
Сразу с десяток нитей метнулось к ним, Арвет обрубил их, ударил ногой в пол. Древесная плоть взорвалась, открылся провал в черную бездну, дерево было полым внутри, как гигантская труба, и они рухнули вниз.
Арвет на лету поймал ее за плечи, обнял, прокричал:
–
Губы его шевелились, но Дженни ничего не слышала, ветер вырывал слова из его рта, прежде чем они успевали добраться до нее, а серые фигуры настигали их.
Арвет крепко обнял ее и прокричал на ухо:
–
Глава тридцать шестая
Шестой этаж встретил их неожиданным светом. Людвиг так привык к кромешной тьме, она была с ними с первого этажа, окутывала плотным одеялом, как заботливая мать. Людвиг с благодарностью принимал ее ласку, темнота его знала, а он знал темноту.
Иногда Людвиг возвращал себе обычное зрение, чтобы полюбоваться, – на поверхности редко встретишь такую непроглядность, такую концентрацию мрака. С самого детства, сколько себя помнил, темнота тянула его к себе, еще ребенком Людвиг мог с ходу назвать свыше десяти оттенков ее плаща, и ночь была его любимым временем суток. Когда он подрос, отец рассказал ему, в чем причина такого зрения. Этот слух сопровождал их семью из поколения в поколение, как радужный след бензина по волнам вслед моторной лодке. А здесь, на шестом, был свет. Тонкие светящиеся прожилки пронизывали серую массу камня.
– Самородный фосфор, – изумился Ланге, потирая светящиеся подушечки пальцев. – Быть не может. Он же окисляется… Невозможно.
– Похоже, слухи о родстве вашей фамилии с цвергами верны? – заметил Марко.
– Это было очень давно, толком никто ничего не знает, – сказал Людвиг. – Всякое бывало, ты же знаешь.
Но был на шестом уровне и иной свет – негромко гудели холодильные установки, шеренги круглых баков уходили вдаль, а сверху тянулся ряд светодиодных ламп, обливавших их слабым белым светом.
– Автономное питание? – нахмурился Людвиг. – Еще один резервный генератор?
Марко приложил ладонь к баку, прислушался:
– Нечто живое… почти живое, питательный раствор для зародышей. У каждого бака свой аккумулятор, видишь.
– И для чего такие сложности? – Людвиг немного занервничал. Не хотелось налететь грудью на пулеметную очередь от автономного робота-охранника. На четвертом они встретили пару таких штуковин.
– Родильное отделение, – сказал Марко. – Фреймус решил устроить здесь лабораторию по созданию гомункулов. Питательные растворы нуждаются в стабильных условиях, они очень капризны. Странно.
– Что именно из всего увиденного тебя удивило, мой друг? – не сдержался Людвиг.
– Странно, что Альберт так вложился в эти раскопки. У него множество лабораторий в Англии и на континенте. Зачем сооружать еще одну здесь, тратить столько средств для того, чтобы просто… – Он прикоснулся еще к одному баку, постучал, прислушался к гулкому звону. – Алхимические ингредиенты, кажется. Флегма или истинная ртуть. Такого количества я еще не видел.
– Я упустил нить рассуждений, – напомнил Людвиг. – Для чего все это?
– Откуда я знаю? – Марко пожал плечами. – Кажется, весь этаж – конвейер для производства гомункулов. Только где он найдет столько прообразов?
Страж укоризненно взглянул на него, фокусник спохватился:
– Да, ты же не читал «Розариум мудрецов» и «Извлечения из сокровенного».
– Да, я их не видел в топе бестселлеров этого года, – заметил Страж.
– Это нон-фикшн, он в другой категории. – Марко вытер руки, убрал клетчатый платок. – Когда темники создают голема, они вкладывают искру флогистона, подражая искре жизни, которую мы получаем при рождении. Однако гомункул в отличие от голема творится из живой плоти, флогистон ее просто сожжет. Гомункулу, чтобы ожить, нужен прообраз, слепок живой души, ее отражение или малая часть, которая войдет в груду этой мертвой биологической ткани и оплодотворит ее.
– Иначе говоря, ему нужны души людей? – напрягся Людвиг.
– К счастью, годятся далеко не все, – сказал Марко. – Я, признаться, не слышал об успешном переносе живой души в тело гомункула с 1721 года. К тому же тела гомункулов нестойки, хотя и обладают удивительными свойствами.
– Договаривай. Наверняка есть и плохие новости.
– Не только люди могут воплотиться в гомункулах.