Антипов поднял глаза на следователя Симоновича, зрачки его метались из стороны в сторону, как бешеные.
— Могу, — сказал он. — В общем… повторяю, всё, что я сейчас расскажу… я под этими словами подписываться не буду. Да и не поверит никто. — Он еще раз затянулся, докурив сигарету до фильтра, и щелчком отбросил ее. — Короче, мы втроём, Я, Гвоздь и Сапа вляпались в историю. Начиналось всё с того, что мы, курнув травки, шатались по вечерам по району и трясли пацанов. У кого отнимали деньги, у кого шмутки. Кого просто били. По приколу, пинаешь его, а тебе смешно, ты ржёшь, как лошадь. Развлекались, как могли. А однажды мы зашкерились в подвал и увидели там бомжа. Рядом с ним лежала колода карт, он будто с кем-то недавно играл. Ну, или пасьянс раскладывал. А может, просто спёр где-то колоду. Она была практически новая. Не знаю, почему мне это запомнилось, сверху лежал джокер. Точно такой же, как в том подвале, где убили моего сына. А может, и тот же самый. Там горела лампочка, и было, если и не светло, то и не темно. Бомж спал на каком-то рваном обоссанном матрасе. Тут Гвоздь и говорит: «А давайте приколемся, будто это сантехник Потапов». «Какой ещё к хренам Потапов? — спросил его Сапа. — Это обычный бомж, и воняет от него, как от помойки». «Ты что, стишок не знаешь? — сказал Гвоздь и продекламировал: „Дети в подвале играли в гестапо. Зверски замучен сантехник Потапов“». Сапа заржал, я тоже. Стих смешным очень показался. «Давайте в гестапо поиграем? — предложил Гвоздь. — Чур я буду начальником. А вы будто притащили к нам в подвал партизана». Ну и мы стали его пытать и допрашивать. Бомж орал, но тайны не выдал — он даже и не понял, чего мы от него хотим. Я пинал его по яйцам — ботинки у меня такие, с металлическими набойками на носках. Гвоздь взял обрезок трубы и стал колотить по его худому телу, а он извивался на матрасе и умолял оставить его. Сапа не отставал от нас, он подобрал с пола доску с гвоздями и долбил ею бомжа по голове. Нам было весело, травка в нас смеялась. А потом бомж замолчал. Он умер. Я был в этом уверен, я знал это. Я испугался. Мы практически сразу пришли в себя и выбежали из подвала. И разошлись по домам. Больше ни с Гвоздём, ни с Сапой я не гулял и с травой завязал.
— Антоха, ты мне сейчас все висяки раскроешь за последние тридцать лет, — мрачно сказал Иваныч, его лихие усы грустно повисли.
— Я ничего подписывать не буду! — закричал Антипов.
— Ладно, успокойся. И что, ты думаешь, что этот ваш бомж не умер? Это он убил твоего сына? И гвозденыша?
— Почему не умер? — нервно спросил Антипов и тут же ответил: — Умер. Я сам видел. Я сам убил его. Это… я не знаю… его дух… душа… мстит нам.
— Ладно, это дело десятое, что ты думаешь.
— А где живёт ваш этот… Сапа? — спросил Костя, напомнив, что он стоит рядом. — И есть ли у него дети?
— Сапа давно помер, — сказал Иваныч. — Лет десять как убили его. И мстить, выходит, больше некому. Ведь маньяк этот убивает только детей.
— У Сапы есть ребёнок, — заметил Антипов. — Он, правда, так и не женился, но сын у него есть. И ему сейчас должно быть лет одиннадцать-двенадцать, как… как и моему… было…
— И где пацан сейчас живёт? — спросил Иваныч.
— А я знаю?
— Ну хотя бы маму его знаешь?
Антипов кивнул:
— Машку Захарову помнишь?
— Из параллельного класса?
— Она самая.
Иваныч что-то прикинул в голове.
— Это уже что-то. По базе пробить можно. Она никуда не уехала? Адрес её не помнишь?
— Адрес? — Антипов задумался. — Она жила в той новой девятиэтажке, в котловане которой мы классе в третьем шарились, пока её строили.
— Дом номер девять, — прикинув, сказал Иваныч. — Сейчас пробьём.
Он сел на водительское место, включил рацию, с кем-то связался и попросил уточнить по поводу Марии Захаровой. Минут через десять рация зашуршала и сообщила, что Захарова так и живёт в этом доме в квартире номер шестнадцать, со своим двенадцатилетним сыном Стасом.
Уже вечерело, с автобазы стали уходить люди. Антипов ушёл на рабочее место, переоделся и вернулся. Иваныч решил не медля поехать к Захаровой. Ведь если преступник (или дух убитого бомжа, как подумал Антипов) стал убивать тех, кто его когда-то убил (или не добил), то нужно проверить всех причастных.
По дороге Иваныч заявил, что, скорее всего, Антипов сотоварищи не убил бомжа, у страха глаза велики, им просто показалось, что он умер. Вполне возможно, что он выжил и через много лет спустя стал мстить.
— Бред какой-то, — заметил Костя. — Ты когда-нибудь видел, чтобы бомжи мстили спустя столько лет? Вся их месть — могут нассать в подъезде, ну или насрать, если очень обиженные.
— Ну извини, коллега, другой версии у меня пока нет, — развел руками Иваныч, выпустив руль. — Как появится, сообщу.
До нужного дома они доехали минут за тридцать. Подъезд оказался незапертым, домофон с корнем вырван ещё при царе Горохе. Машину оставили во дворе и вместе поднялись на третий этаж. На звонок открыла высокая, даже выше Кости, женщина немного за тридцать лет.
— Кого я вижу! — сказала она недобро, увидев Антипова. — Чего припёрся?
— Здравствуй, Маша. Дело у нас к тебе.