Дети вечного марта. Книга 2

Чего термит не одобрял категорически, так это — костров. Куда только Зеленый царь смотрит? Сам же талдычил: берегите лес от пожара, берегите лес от пожара. Иш, развели тут! Уселись кружком и разговоры разговаривают. И никто не догадается, что за елкой заслуженный ветеран с голоду пухнет.

С поляны ползли приятные волны жара. Костры… если, конечно, с полной осторожностью…

Подобраться бы поближе. Но приказ царя для старика был законом. Седой термит сидел на своей вершине и уже вовсю завидовал… пока на спине ни зашевелились старые, отмершие чешуйки панциря.

Это вам не молодой хитин — ткни, зазвенит. А уж блеску! Глупая молодежь похваляется нарядом друг перед дружкой, глядя на старичка — главу семейства — с превосходством. А того они не знают, и еще долго не узнают, что именно старые мертвые чешуйки позволяют ему чуять, то, что молодым и не снилось. Отслоившаяся прозрачная пластинка начинала трепетать даже при самом легком дуновении. Постороннему не слышно, зато внутри у хозяина поднимался шум.

Вот и сейчас он уловил шевеление и насторожился. Но как оказалось, раньше надо было опаситься. Опоздал, не спрятался, сиди теперь и трясись, что с тобой сделают.

У него за спиной стоял Зеленый царь. Термит свесил усы и виновато закосил в сторону владыки выпуклым фиолетовым глазом, дескать, нарушаю, что уж там.

— Подглядываешь? — тихо спросил повелитель. Термит кивнул. Царь вдруг вздохнул. Старик чуть не сверзился. Во-первых, от мощного потока царского дыхания. Во-вторых, от удивления. Или от удивления — во-первых? Чтобы их владыка печалился…

Все! Жди или потопа, или пожара, или камнепада с чистого неба. Ой, беда! Ой. Смертушка!

Термит попятился задом в норку.

— Куда полез? — спросил царь. — Сиди уже наблюдай. Видишь дриадку с колокольчиками в волосах? Как она тебе?

В пору было падать, чтобы расшибиться насмерть и уже не мучиться в догадках. Сколько тех дриадок термит перевидал на своем веку!? Тыщи… нет, пожалуй, меньше, но с десяток — точно. И что? А — ничего. Покувыркается с ними царь, цветочками разукрасит, набегаются они по зачарованному лесу, смотришь, пропал владыка. День нет, три… дриадка посидит одна, скажет сердитое слово, и — как не бывало. Потом царь на цыпочках вернется, посмотрит — нет подружки, траву распрямит, жаб и змей на место вернет, дождичек отпустит, дабы землю питал, и живет дальше припеваючи.

И никогда. Никогда! Чтобы у старого термита спросить: нравится или не нравится ему очередная пассия. Ой, дела!

Мысли вертелись в крохотной головке старика с молниеносной быстротой, так что с ответом не задержал:

— Особенная.

— Угу, — непонятно согласился царь. — Ладно, сиди, посматривай. Если гости засобираются уезжать, свисни.

— Свисну, — заверил владыку, обличенный высочайшим доверием, старик.

* * *

Шак задумался над миской с водой. Нес, опустил глаза, да так и остановился.

— Ты с головастиками переглядываешься? — поддел собака. На что Апостол выплеснул воду, только случайно не попав Эду на штаны. Собственно, тот увернулся, а то сидеть бы ему в мокром.

— Что я такого сказал-то? — расхохотался Дайрен.

— Кота задирай, — посоветовал Шак, — если не боишься.

— В том-то и дело. Нет, Апостол, прошли те милые моему сердцу времена, когда можно было невозбранно гонять всяких котов. Состарились мы. Теперь коты нас гоняют.

Саня как раз проходил мимо.

— Тебя погоняешь. Старик, он! На таких стариках воду возят.

— Не путай, пожалуйста. Воду возили на тех стариках, — палец собаки ткнул в сторону Шака. Ответ случился в виде могучего замаха. Дайрен рыбкой метнулся под руку Апостола. Но конь хорошо изучил повадки собаки. Могучая десница немного изменила направление, и Эдди получил скользящего, безболезненного, но звонкого леща.

— Обижают! Девочки! Меня бьют! Спасайте!

Курица трепыхнулась на помощь, но быстро сообразила, что к чему. Солька смотрела, выпятив губу.

— Жаль, на тебя живой воды не попало, — заявила она Эду.

— А мне-то как жаль!

— Апостол у нас теперь как жеребенок трехлетка выглядит. Санька — так молодой. Тебя бы еще подновить, и все — открывай Солька детский приют.

— Что ж, раз мне помолодеть задарма не удалось, останусь у вас за папочку. Пороть буду за малейшую провинность. Почему вещи разбросаны?! — заорал он на всю поляну.

— Так, сборы у нас. Дорога дальняя. Стараемся. Шак, я тебя просила воды принести…

— Извини, девочка, нес, нес, задумался и уронил.

— Задумался, он! Засмотрелся, ехидно уточнил собака. — Солечка, представляешь: Шак на себя засмотрелся!

— Тебе одного леща мало, Эдди? — ласково улыбнулся другу Апостол.

— Не бей меня, Шак. Знаешь… думаю, это в тебе молодая кровь играет. Санька тоже мимо меня спокойно пройти не может, как поравняется, так и норовит когтем зацепить. А я — маленький и безвредный. От меня одна польза. Солька, хочешь, я тебе воды натаскаю?

— О, нет, лучше, я сама. Очень уж ты расшалился. Посиди, охолонь.

— Умничка, моя, ты же знаешь, что со мной такое только с перепугу бывает. Решение принято. Бьют барабаны, ревут трубы. Выступление назначено… на когда назначено?