Словам Местыря приходилось верить, на лицо имелись собака и женщина аллари. Кота, надо полагать, накрыло взрывом. В ночном лесу не найти. А тот, кого приволокли первым — конь и есть. Получалось, на их территорию переправилась не семья.
У Игоря вдруг похолодела спина, и зашумело в ушах. Слово, которое всплыло в памяти, надо было произнести вслух, чтобы оно приобрело смысл, оболоклось звуком, овеществилось.
Он еще немного помедлил, обкатывая его на языке.
— Арлекины!
— Их надо в замок, — потребовал Местырь. — Госпожа велела, всех нелюдей к ней везти. Я их на озерцо завел! Я!
Арлекины! А валяющийся по ту сторону костра — конь…
Надо подойти, перевернуть, глянуть в лицо. Можно приказать Местырю или Нюху, можно — Кволту…
Десять шагов вокруг огня — это очень долго. Игорь шел, попутно отмечая, что Местырь двигается синхронно с ним. Между ними, несмотря на пройденное расстояние, сохраняется прежняя дистанция; Нюх сидит на корточках, хищно следя за всеми сразу; Кволт замер в полутьме…
Коричневая, заляпанная грязью кожаная безрукавка, кожаные штаны, кроткие сапоги. Забранные в хвост, отливающие сталью светлые волосы…
Игорь уже знал, кого увидит, но медлил: а вдруг не он?
Взял за плечо и с натугой перевернул тяжелое тело.
Земля, наверное, раскрутилась вспять на двадцать лет. Чем еще объяснить, что перед командиром полевого разъезда хозяйки границы Рахны, лежал сын клана серой лошади по имени Шак, которого люди прозвали Апостолом? Невыносимо молодой!
Глаза коня открылись и безразлично посмотрели на Игоря, потом скосились в сторону. На их донышке мелькнуло понимание. Потом взгляд мимо, вверх на звезды. И конь зажмурился.
Пока Игорь и Нюх носились с дриадой, немтырь Кволт связал раненого. Конь скрипнул зубами и, превозмогая боль, сел опираясь на руки.
Сын Шака!?
Пленник заговорил.
— Кто вы?
У Игоря по спине поползли мурашки. Столько лет прошло, а он помнил этот голос, будто только вчера расстались. Сын? Но что-то внутри протестовало.
Игорь отодвинулся и сел на землю глаза в глаза с конем.
— Как тебя зовут?
— Кто вы? — в голосе коня появились упрямые нотки. Он не станет отвечать, пока не разберется.
— Гарнизонный разъезд хранительницы границы Рахны. Назови свое имя.
— Кто-нибудь кроме меня остался жив?
— Двое.
Конь обежал глазами пространство у костра, разглядел в полутьме связанных, опять закрыл глаза и помотал головой. Игорю сделалось нехорошо. Земля поплыла из под тощего зада. Он даже рукой на всякий случай уперся — так знаком ему был этот жест.
— Шак! — Он не мог больше теряться в догадках, на столько они были невероятны и одновременно вероятны.
— Ты меня знаешь? — Апостол в упор уставился на Игоря. И тут что-то в его лице дрогнуло.
— Игор?!
— Развяжите его! — потребовал начальник разъезда.
Нюх не шевельнулся. Кволт вообще пропал в темноте. Местырь уже не прятался — подошел, встал за плечом дикаря.
Игорь потянулся к веревкам. Лохматый зарычал и вытащил из-за пояса топор. Шевельнись, метнет в кого-нибудь из них.
— В чем дело?
— Нэх!
— Я приказываю!
— Нэх. Рахне! — Нюх ткнул пальцем в сторону коня и мотнул головой. Следовало понимать так: добыча принадлежит хозяйке. В руках у Местыря появился тесак. Кволт тенью качнулся за их спинами.
Если Игорь попрет на рожон, его сомнут. Нюх — штатный постельничий, лицо приближенное к трону. Местырь — практический — смертник, жизнь которого зависит от сохранности товара. Кволт — как большинство.
А он, Игорь? Ему-то зачем освобождать коня-предателя? Наоборот, можно, пока везут, допросить, а там — в руки закона. Есть люди, а есть нелюди… Нюх, например, человек. Нюх — это звучит гордо. Игорь — гораздо жиже. Коня распнут или посадят на кол. Отсечение головы для него целым праздником явится. Или еще могут всех троих нелюдей в одном котле сварить. Игорю же — продвижение по службе. Командир подразделения, с блеском выполнившего задание по патрулированию границы…
Если бы против него был кто-то один! А так…
— Тащите всех в телу. Снимаемся!
Что еще ему оставалось?
Лицо собаки белело в темноте бумажным листом. Куриц свернулась калачиком, подтянув ноги к животу. Шак сидел, глядя мимо. Ему дела не было до конвоиров. Он что-то сказал женщине. Она переползла, на сколько позволяла веревка, и уложила голову ему на колени. Конь замер над ней, прикрыл ладонями озябшие плечи. Будь такая возможность, он и собаку бы на руки взял. Игорь видел, тот очень плох. Голова моталась по доскам телеги, глухо стукая на ухабах.
Игорю было хреново, как не случалось очень давно. Даже когда девочку козу у него на глазах истязали, а он прикидывал, кем себя теперь числить, и то так не было. Пред ним тряслись в телеге практически уже покойники. А вступись он, и сам станет покойником. На нем, предателе интересов Рахны, вообще новенькое что-нибудь испытают.
Шак не смотрел в его сторону, будто, Игорь перестал для него существовать.
А с какой, собственно, стати? — начал накручивать себя человек. Не этот ли конь бросил их на растерзание егерям, практически — на смерть?
"Мы разве мертвые?" — спросил далекий добрый Сун.
Как же хотелось поговорить с Апостолом!