Чуть не всхлипывая, Яро натянул на голову вонючий шлем, икнул, выдал длинное многосложное ругательство и вдруг успокоился.
— Странно, будто музыка звенела, нежно так, хорошо… а надел, и нет ничего. У тебя как?
— У меня то же. Значит, габайна нас засекла. Но сделать они нам уже ничего не сделают… если мы люк задраим, — сварливо закончил кот.
Бампа отползла на главную дорогу и замерла, тихо рокоча мотором. Саня никак не мог привыкнуть к тому, что она не живая. А когда устал думать на эту тему, вдруг сообразил, что не прав. Она была живой, только жизнь эта сильно отличалась от их с Яром. Даже от жизни хранителей тропы и пустобрюхов. Машина не умела соображать, но как-то по-своему чувствовала.
Миленька, — мысленно обратился к ней кот, — только не подведи. Я тебя в речке выкупаю, песочком собственноручно до блеска надраю. Покатишь домой нарядная…
Звук, наподобие биения дальнего гонга родился не в голове, а в груди под сердцем. Рядом, хватаясь за рубашку, вскинулся Яр:
— Что это?
— Знак! — предупредил Саня.
Он ожидал, что во исполнении обещанного, хранители тропы начнут растаскивать завал. Но на дороге никто не появился. Послушная бампа, тихонько подалась вперед. Саня поймал себя на том, что напрягся, вот-вот сорвется с места или закричит. Руки у Яра едва заметно тряслись.
До ближайшего поваленного ствола оставалось метров пять, когда дорога вдруг сама собой сделал изгиб в сторону. Яр резко затормозил. Саня крикнул ему двигать дальше. Бампа покатила по узкому рукаву, уводящему вправо.
По сторонам ползли все те же, сваленные в неприступный бастион деревья. Под колесо попал камень, машину тряхнуло. Саня не отрывался от окошка обзора. Яр что-то крикнул, мотнул головой. Кот глянул в зеркало, которое показывало пройденную уже дорогу. За ними, отсекая от торной дороги, лежали все те же, пересыпанные камнями стволы.
— Ловушка? — глухо спросил Яр из-под шлема.
— Не думаю. Я уже в такое дело попадал.
— И как?
— Как видишь. Живой.
Нос бампы уперся в стену. Шелохнулось нехорошее подозрение, что Яр прав. Их заманили. Но тут прямо над завалом появился один из хранителей. Постоял, глядя сверху вниз, и единым движением оказался внизу. Саня уже собрался лезть и выяснять, что происходит, когда хранитель повернулся к ним спиной, поднял руки и пошел на стену. Он двигался очень медленно. И стена тоже двигалась, с каждым шагом истончаясь.
Кубло катилось прямо на них. Во се стороны летели камни, брызги, ветки, клочья и комки какой-то дряни. Позади габайна оставляла перепаханную, похожую на широкую канаву полосу. Хранитель тропы остановился. Габайна неслась прямо на него. Хранитель принялся чертить в воздухе какие-то пассы. Они мало помогали. В человека угодил отскочивший камень. Хранитель покачнулся.
Яр двигался как во сне, будто не воздух был в кабине, а густой кисель. Медленно приподнялся, развернулся, — да быстрее же, ты! — начал раскручивать колесо пушки. Саня хотел ему крикнуть, чтобы шевелился быстрее, уже открыл рот и только тут понял, что и не открыл вовсе. Только захотел. Напрягся, с трудом разлепил губы, еще напрягся и выдавил слабый стон. На него навалилась тяжесть, воздух и впрямь загустел и не давался вдоху. В глазах замелькали светящиеся мушки. Яр остановил вращение колеса и покачнулся.
Краем глаза Саня зацепил изображение в смотровой щели. Габайна надвинулась на них, почти сравнявшись высотой с завалом. Хранитель стоял, раскинув руки. Было видно, он уже не в силах сдерживать напор рогатой массы.
Страшно не было. Было невыносимо противно. Выйти на бой со взрослой многоножкой, с блохоногом или со звероящером, означало почти верную смерть. Но ведь выходил. Трусил, а шел. Сейчас захотелось, кинуться под завал, ужом проползти между стволами, найти лазейку и утечь отсюда. Он был ничтожной живой пылинкой, а на него надвигалось монолитный, наглый, всесильный зверь, который сейчас сожрет из всех, втянет в себя, переварит, выкинет зловонной кучей и покатится дальше пожирать ойкумену.
Саня скинул шлем. Его будто ударили по голове. В затылке отдалась острая, почти невыносимая боль. Глаза на мгновение заволокло пеленой. Он помотал головой.
Заключенный в клетку, пустобрюх… красные, вытянутые хоботком губки… шея Эдварда Дайрена. Рядом обеспамятевшие Шак и Пелинор. Повисло мгновение смерти, и только торжествующий упырь знал, когда кончится время.
— Куда нажимать?! — заорал Саня.
Яр как завороженный смотрел вперед. Но услышал! Говорить он не мог, кое-как поднял руку и ткнул в короткий рычаг.
Хранителя уже не было. Его поглотила габайна.
Залпом оглушило. Подпрыгнула машина. Кота больно приложило головой о потолок. Он рухнул на потерявшего сознание Яра. За стенами машины выло и скреблось. Дрожала земля.
Они так пролежали довольно долго. Ярослав зашевелился первым, застонал. Саня отполз. Подняться в принципе было возможно. Давление отпустило. Дышалось легко. Но он боялся. Так вот лежал и боялся выглянуть наружу. Вдруг там, как и до выстрела крутится, пиная воздух копытами, габайна?