Дети вечного марта

Первым к арлекинам подъехал мужик на тяжеловозе. Всадник - под стать собственной лошади. Из-под низко надвинутой бараньей шапки, настороженно сверкали глаза. На плечах космами наружу топорщилась черная накидка. Сами плечи - шире Апостоловой телеги. Воины за ним - помельче, но тоже крепкие ребята. Они молча окружили повозки. У каждого через седло лежал топор на длинном топорище. Командир заговорил, как только арлекины оказались в плотном оцеплении:

— Митяня, кто к тебе пожаловал?

— Вот, наехали, - вышел вперед давешний хранитель околицы. - Знатный цирк показали.

— А за ними кто идет?

— Никого, - мотнул лохмами Митяня.

— По лесу глядели?

— Глядели, не маленькие, чай. Пусто.

— Откедова вас принесло? - повернулся командир в сторону Шака.

— Заблудились, - в тон ему огрызнулся Апостол.

— Бабам своим ври! Кто послал?

— Заблудились! - уперся Шак.

Главный двинул коня вперед, потеснить говорливого арлекина. Но лошадь не послушалась, тоже уперлась. Воин поддал ей шпорами. Та как не чуяла. Хуже - мотнула головой, укусить. Всадник, сообразив, с кем имеет дело, прянул назад.

— Отр-р-яд! - Взревел он так, что и свои и чужие кони шарахнулись. - В колонну по двое стр-ройсь! Кибитки - цугом. Конвой, смотреть! Паяцы, сидеть смирно. Кто шевельнется, убью!

Не стращал. Нет. Понимать следовало буквально: дернешься - точно, убьет.

Шак поймал косой взгляд Саньки. Не иначе прикидывает котяра, как бы высигнуть из кибитки, да рвануть шею ближайшей лошади. Дело мгновения. Уйдет, только треск страже останется - лови кота по ночному лесу. Но, наткнувшись на отрешенную улыбку Цыпы, Санька обмяк.

Правильно, парень, ты-то уйдешь, а ее, дуру беременную, тут же топорами покрошат.

— Далеко идем? - сквозь зубы спросил Апостол у командира.

— Вопросов не задавать! - отбрил тот, но погодя добавил, - в замок к синьору.

— А кто у нас синьор? - влез собака.

— Цыть! Еще слово, и тебе все равно станет.

Шак немного расслабился. Сразу убивать их не станут. Это кто сказал? То-то. По сторонам смотри! На глаза, как на зло, опять попалась пребывающая в полной безмятежности Цыпа. Оттрахали на свою голову. Куда теперь ее такую?

И поехали. Стража держалась в непосредственной близости. О побеге и мечтать не приходилось. Шаку надоело вертеть головой. Тем более, на него уже цыкнули. Ближний стражник удобнее перехватил топор.

Да не попадешь ты по мне! Не пугай. И не побегу я. Я своих не брошу.

В груди ворохнулось: один раз уже бросал - родной дом, мать, друзей, долг… другое дело, что ни разу по настоящему о том не пожалел.

Ни разу! Мыкался по свету, в такие передряги попадал, другому на три жизни хватит. Не пожалел. А этих не бросит. Там был голый долг. Здесь - любовь и совесть. Получается: долг презреть можно, а любовь - нет. За нее не перед законом отвечаешь, не перед людьми, только перед собой.

Ой, Чуры мои и Пращуры! В кого уродился жеребенок по имени Шак, которого люди после прозвали Апостолом?

***

Ранг ушел под зиму. Маленький Шак сильно переживал побег старшего друга. Мать бранилась. Она не понимала, от чего парнишка расстроен, от чего перестал заниматься воинским делом как раньше. Пройдет зима, а там - новая война.

Старший брат ходил, как ни в чем не бывало. Арпу в тот год исполнилось шестнадцать. Мать впервые не стала его стричь. Волосы за зиму отрасли. На спину легла длинная пепельная грива. По нему уже сохла добрая половина невест в клане. Родные сестры и те заглядывались. Но тут действовал строжайший запрет. Сожительство с родной сестрой допускалось только, если в роду не оставалось других женщин. У них до такого не доходило никогда. Клан жил за высокими стенами крепости. Поля родили. Женщины тоже исправно родили. Мать говорила: их клан вечен.

Слова Ранга, о том, что в трудное время родственники и своего могут продать, вспомнились только через пятнадцать лет, когда с северо-востока на земли Серых лошадей обрушилась новая напасть.

Пока центральные кланы потихоньку воевали друг с другом, в глухих лесах набирали силу Кабаны. Но хитрые свиньи не поперли в одиночку. Они сначала договорились с лисицами, потом, подмяли под себя зайцев, укрепив свой полудобровольный союз нетопырями. Черных лошадей к тому времени почти не осталось. Клан Серой лошади уже чувствовал себя хозяином всей округи, когда началась страшная убийственная война без правил.

Кабаны рассудили, что старые законы им не писаны, и кровью врагов написал новые. Нападения больше не объявлялись. Вчера еще мирное племя, сегодня могло ворваться в стан соседей и покрошить всех от мала до велика. Кабаны не оставляли в живых никого. Глупых гордых оленей, например, уничтожили полностью. Малочисленные свирепые волки и те отступили.

Кони понадеялись на свою силу и проиграли.

Арп сидел в овражке у ручья и точил клинок. Тихонько пробравшись между камней, Шак остановился у него за спиной. Брат склонился над работой. Длинные пепельные волосы доходили до середины спины. Ниже топорщилась коричневая кожаная безрукавка. Арп зимой и летом носил ее на голое тело. Плечи сутулились. Визгала сталь.

В последние дни с братом творилось что-то нехорошее.