Дети Велеса

Понимая, что против такой массы народа протянет недолго, и любые попытки прийти на помощь окажутся тщетными, он готовился как можно дороже продать свою жизнь. Но никто из кочевников даже и не смотрел в его сторону. Один за другим они проносились мимо, спеша к лежавшему без движения Скалу. Сбились там в большую копошащуюся кучу, о чём-то беспокойно кудахча над телом. Туда же подскочили и всадники с берега. Каждый стремился пробиться к вождю, расталкивая столь же сердобольных товарищей, создавая при этом невообразимую толкотню, которая, однако, скоро закончилась. После непродолжительной возни кочевники, оказавшиеся у самого тела, подняли Черепа на руки и, сопровождаемые всей многочисленной толпой собравшегося народа, что-то возбуждённо галдящего по пути, понесли его в сторону берега. Сойдя с моста, останавливаться и опускать вождя не стали, а отправились дальше, к лагерю.

Долгий изнурительный штурм вдруг сам по себе стал затухать. Стоило вывести Великого Скала из строя, как скиты превратились в неуправляемую массу людей, разбитых на племена и роды, какими, собственно, и были до его появления. Могучая, многотысячная армия в одночасье превратилась в сборище небольших разрозненных отрядов, представляющих собой своеобразные общины, живущие каждая своим отдельным мирком. Члены таких общин объединены лишь собственными шкурными интересами. А на соседей им плевать.

Уцелевшие кочевники, сбиваясь в мелкие группы, потянулись от городских стен к лагерю, где их встречало зарево пожарища. Вражеский стан, весь объятый пламенем, весело полыхал, постреливая искрами в сумеречное небо, словно признал поражение и пускал салют в честь жителей Трепутивля, поражённый их героической стойкостью. Горело всё, что могло гореть. Это был прощальный «подарок» от волколаков Ганнибала. Отступая через пустующий лагерь, те не могли просто так пройти мимо, чтобы не напакостить. Вот и похозяйничали, подпалив походные жилища скитов заодно со всем их добром. Нечисть, одним словом. Теперь неприятельское войско не только без командующего, но и без крыши над головой. Пожар стал ещё одной веской причиной к отступлению. Кочевники спешили спасать своё имущество.

Продолжая сидеть на жеребце, Пырёв смотрел на поднимавшийся дым, подсвеченный снизу пламенем, на бегущих скитов, с облегчением понимая, что всё кончено, и город всё-таки отстояли. Потом в глазах потемнело. Сдавило голову. Тело сделалось ватным и непослушным, наотрез отказываясь держаться в седле. Перед тем, как потерять сознание, он почувствовал, что упал в чьи-то заботливо подставленные руки. Плечо тут же отозвалось острой болью, и Стаса накрыла мгла…

Временами он приходил в себя, смутно сознавая, что его куда-то несут, снимают доспехи и окровавленную одежду, переворачивают с боку на бок, обмывая водой. Перед глазами появилось расплывающееся лицо Михайлика. Только по чапаевским усам его и узнал. Будто какая-то полупрозрачная плёнка на глазах. Что за противное состояние.

– Там пулю надо вынуть, – приглушённо, как через толстый слой ваты, послышался голос Аркаши. – Ну, то есть, это… наконечник такой… закруглённый.

– Да вот он, – Михайлик поднял что-то маленькое, зажатое между пальцами. – Наскрозь прошёл. Броню пробил спереди-то, а сзади она и не пустила. Эк-как его расплющило. Мягок шибко, вот в одёже и застрял. А доспех сняли, он и выпади…

Стаса опять вертели, бинтуя плечо. Что же они творят, ироды!

Его мутило. Голова звенела, словно колокол. Кажется, он снова потерял сознание, потому как увидел такое, что никоим образом нельзя принять за реальность. Такое, что может привидеться лишь в горячечном бреду.

Плоская вершина того самого Капища, где их с Аркашей выбросило в этот мир. Пырёв стоит посреди трёх исполинских колонн смолисто-чёрного цвета. Заворожено смотрит на электросветовые волны, синхронно пробегающие по камням снизу вверх извивающимися голубыми змейками. Слабый сухой ветерок, лишённый всяческой свежести, лениво играет волосами. Они тоже наэлектризованы и потрескивают. Ни одна травинка, ни один цветок вокруг не гнутся. Выходит, волосы шевелит вовсе не ветер? Наверное, это проходящий по колоннам ток.

Откуда трава среди зимы?

Время года то же, что и тогда, во время переброски. Хотя, не совсем. Светло, будто днём, а вот солнца не видно. Даже зари нет, чтобы хоть стороны света определить. То ли ранний вечер, то ли позднее утро.

Волны бегут по камням всё быстрее, пока не превращаются в ровный немигающий свет.

Электрическое напряжение, кажется, возросло, заставив сильно отросшую за последнее время шевелюру вздыбиться, превращая голову в ощетинившегося дикобраза, словно каждый волосок захотел вдруг с наслаждением потянуться, проснувшись от зимней спячки.