Дети Великого Шторма. Трилогия

– …Как свои пять пальцев, – сказала Трисса и легонько потянула Хагена за рукав. – Только веди себя тихо, очень тихо. Они не любят гостей. Мы должны ступать неслышно, как призраки.

Кузина подвела его к неприметной двери в стене, толкнула – та отворилась без скрипа. Обернувшись, Трисса приложила палец к губам:

– Тс-с-с!

Они вошли и очутились в темноте; пришлось немного обождать, чтобы глаза сумели разглядеть хоть что-то. Просторный зал, чьи дальние углы терялись в кромешном мраке, был заставлен загадочными предметами разных форм и размеров, накрытыми плотной тканью. Наверху захлопали крылья, послышался писк – летучая мышь оказалась единственным свидетелем вторжения непрошеных гостей. Хаген растерялся: и что же Трисса хочет ему показать?

– Идем! – чуть слышно шепнула девушка и сжала его руку.

Трисса пробиралась по лабиринту и уверенно волокла кузена за собой; было ясно, что она здесь далеко не впервые. Хаген послушно шел за ней, прислушиваясь; где-то впереди два человека вели беседу, но уши пересмешника улавливали только ее невнятные отголоски.

А еще он чувствовал странный запах – резкий и довольно неприятный.

– …И это все, что я могу сказать. – Первый незнакомец, судя по голосу, был очень молод, почти как сам Хаген. – Согласись, она не могла быть такой уж красавицей, как твердят легенды.

– Маркус, ты слишком жесток! – с легким смешком отозвался второй. Пересмешник почему-то решил, что он намного старше и опытнее. – Только представь себе, что подумают прихожане, увидев такое?

– Не увиливай от ответа! – чуть сердито проговорил юноша. – Я прав или нет?

– Не знаю и, признаться, знать не хочу. Я позволил тебе проявить самостоятельность, но теперь заставлю все переделать, даже если ты опять начнешь угрожать мне самоубийством. Взгляни на дело рук своих… Что чувствуешь? Только не лги.

Трисса и Хаген осторожно выглянули из-за угла.

В огромном круглом зале пахло, как теперь понял Хаген, краской. До самого потолка вздымались строительные леса, хрупкие и шаткие – и как только они выдерживали свой собственный вес? На них осмелился бы ступить лишь безумец, но как раз двое таких сумасшедших и вели неспешный разговор на невообразимой высоте.

Хаген поднял голову и на миг растерялся: когда они с Триссой вошли в ту маленькую дверь, был ясный полдень, а теперь над ним сияли звезды. Спустя мгновение пересмешник осознал, что смотрит на купол, где изображено звездное небо – настолько правдоподобное, что он почти услышал голоса ночных птиц и ощутил дуновение прохладного бриза. Его взгляд скользнул дальше по стенам, не в силах объять всю роспись сразу, выхватывая лишь отдельные ее части: зеленеющие острова, бурное море и фрегат, сражающийся со штормом, белые башни…

А потом он увидел Ее.

У женщины, изображенной на одной из стен, было очень странное лицо: его правая половина показалась Хагену немыслимо, неизъяснимо прекрасной – она словно источала сияние. Но левая сторона того же лица поражала столь же немыслимым уродством: красный глаз, лишенный ресниц; безгубый рот, кривящийся в горькой, немного презрительной усмешке; чешуя, тут и там проступающая сквозь нежную кожу. Две части, такие непохожие друг на друга, складывались, тем не менее, в единое целое, и Хаген зажмурился, не в силах больше вынести этого зрелища: еще миг – и он сойдет с ума, раздираемый противоположностями.

– У тебя злой талант, Маркус, – с упреком сказал тот собеседник, который казался старше. Он был, несомненно, учителем. – Ты необычайно жесток, а в храме нет места жестокости.

– Я ценю истину, маэстро, – ответил ученик. – И еще я понимаю, что свет, соприкоснувшись с тьмой, не может остаться незапятнанным. Она отдала часть себя в уплату за тех, кто ушел в море, – вот эту часть я и изобразил. Справедливо, по-моему.

– Ох, мальчик мой. Ты сам не понимаешь, похоже, с какими силами решил поиграть. Знаешь, чего мне стоило добиться запрета на посещение этого зала, пока мы здесь работаем? А ведь если бы сюда проник хоть один эльгинит, обладающий мало-мальски заметным влиянием в Братстве, нас бы объявили еретиками. Темные столетия, конечно, давно прошли, однако поверь мне на слово – прослыть еретиком даже в наши дни весьма неприятно.

– Маэстро, но ведь…

– Не перебивай! Нам не дано узнать, как на самом деле выглядела Она, поэтому будем следовать канонам. Заступница была прекраснейшей из женщин, и точка. У тебя превосходно вышла правая сторона лица, вот и сделай левую такой же… – Учитель немного помолчал и продолжил чуть мягче: – Есть вероятность – весьма небольшая, – что ты прав. Я много раз думал о том, какую цену Она заплатила за свои Сады.

– Жуткую.

– Да. Безусловно, жуткую. Но мое решение не изменится… Эй, а вы кто такие?!

Трисса схватила кузена за рукав, и они бросились бежать со всех ног. Обратный путь показался Хагену вдвое короче – ведь теперь они не заботились о тишине и мчались едва ли не напролом, – но снаружи Трисса не остановилась. Они неслись так, словно спасали свои жизни от самого Великого Шторма, ничего не видя вокруг, падая и подымаясь, не чувствуя ссадин и царапин.