Дети Великого Шторма. Трилогия

«Заступница! Какое святотатство!..»

Безумный бег закончился в заброшенном саду на окраине города, где оба упали в высокую траву и долго молчали, не в силах отдышаться. Потом Трисса взглянула на кузена горящими глазами и хрипло проговорила:

– Вот это приключение, да?! Я не знала… Когда я была там в прошлый раз, они еще не закончили Ее лик. Я думала, левая сторона будет такой же, как и правая… Нет, подумать только – изобразить Заступницу чудовищем!

– Кто они, эти двое? – спросил Хаген. – Художники?

– Старший – Тео Фиренца, племянник ее величества Алиеноры, а младший – птенец. Зовут его, как ты сам слышал, Маркус.

– Птенец? Бескрылый?

– Не совсем. Соловьи не делают разницы между земными и небесными детьми, когда речь идет о таланте, и берут на воспитание одаренных, не обращая внимания на их происхождение… Короче говоря, он человек, а не магус. Хотя многие из рода Фиренца завидуют ему, если верить слухам.

– Чему тут завидовать, – пробормотал Хаген. – До сих пор мороз по коже…

– Глупый ты! – Трисса ласково улыбнулась. – Так ничего и не понял, да?

Он смущенно промолчал, а девушка неожиданно вскочила и закружилась, раскинув руки.

– Посмотри вокруг! – воскликнула она. – Ты видишь? Ты чувствуешь?!

Он огляделся. Сад медленно погружался в осень; трава начала желтеть и сохнуть, ее пожухлые стебли издавали терпкий сладковатый запах. Дерево, под которым отдыхали двое пересмешников, отличалось от остальных: его крона была ярко-алой, и Трисса в своем красном платье казалась листом, который сорвался с ветки и закружился в последнем танце.

Хаген поднялся с земли, и кузина тотчас же упала к нему в объятия.

Быть может, у нее закружилась голова?..

Он хотел что-то сказать, что-то очень важное – но вдруг увидел застрявший в волосах Триссы сухой цветок. Пятерка жухлых лепестков тускло-желтого цвета, короткий стебель. Это растение было знакомо Хагену по занятиям с дядюшкой Пейтоном, и он, не отдавая себе отчета, произнес вслух:

– Ведьмин цвет. Одно из самых ядовитых растений, что встречаются на этом острове.

Лицо Триссы изменилось мгновенно, словно туча закрыла солнце.

– Пошли домой, – сказала она голосом, напоминающим шелест сухой травы. – Нас, наверное, хватились.

* * *

В этот раз Хаген был настороже, но все равно едва не пропустил тот момент, когда Каама опустела.

Раздался еле слышный щелчок, и все изменилось. Каналы и улицы, дома и вздымающиеся над ними скалы сделались неестественно четкими, резкими, словно выпуклый рисунок на плоской поверхности; на них почему-то было больно смотреть. Вода опять превратилась в черное зеркало, которое искажало и перевирало реальный мир – если вообще называть его таковым, – и пересмешник, краем глаза разглядев в канале существо, давно испустившее дух в лаборатории лорда Рейго, предпочел сосредоточиться на своей спутнице.

Мара шла вперед целеустремленно, не замечая того, что творилось вокруг. Почему возле лавки Амэра она показалась Хагену миленькой? Теперь он не видел в ней совершенно ничего привлекательного: худая как щепка, с острыми локтями и чересчур длинными пальцами; нос тоже длинноват, скулы слишком уж выступающие, а рот такой большой, что окажись он еще самую малость шире, смотреть на нее было бы попросту неприятно.

Но эта родинка на правой щеке…

Он ее, конечно, вспомнил сразу же, просто не осмеливался признаться в этом себе.

Со стороны моря раздался звон колоколов – в городе, который казался пустым, этот звук пробудил леденящий душу ужас, и Хаген на миг утратил самообладание. Он остановился, спрятал лицо в ладонях. Хотелось убежать, скрыться где-нибудь от той стоглазой твари, что засела на дне и наблюдала за ним из-под воды; хотелось отрастить шипы и когти, как у скопы. Почему, почему его клан такой слабый и не может защитить себя иначе, как при помощи хитрости и яда? Неужели он до конца своих дней будет вздрагивать всякий раз, когда понадобится взглянуть на свое отражение в зеркале? Чем он заслужил такое наказание?..

– Идем, – спокойно проговорила Мара и, взяв его за запястья, вынудила убрать руки от лица. Ее глаза были синими, зелеными и серыми, бездонными и бескрайними, небесными и морскими. – Мы почти на месте.

– Кто ты такая? – хрипло спросил пересмешник, не тронувшись с места. – Зачем я тебе понадобился?

ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я.

Он вздрогнул. Ее имя вдруг улетело легкокрылой бабочкой; его собственное понеслось вдогонку.

– Идем, – повторила девушка, и он не смог отказать.

Это был обыкновенный дом – двухэтажный, серый, непримечательный. В окнах сгустилась мгла, но не страшная – ничто не сравнится с подводной тьмой, – а спокойная, тихая, даже навевающая мысли об уютной норе, где можно спрятаться не только от чужих глаз и ушей, но также и от резких звуков и ярких цветов. Они вошли. Как и следовало ожидать, внутри обнаружились лишь крысы и пауки. Последние чувствовали себя здесь особенно вольготно, и их паутина простиралась от пола до потолка; местами темнота превращала ее в изящно задрапированную кружевную ткань.

«В этом доме водятся привидения… Вещи из него гуляют по всей Кааме, будто у них есть ноги…»