Дети Великого Шторма. Трилогия

Сандер ничего не сказал, но подумал, что пересмешник лукавит – или, возможно, сам до конца не понимает, что им движет. Оставаясь рядом с Фейрой, он терял всякий шанс быть ближе к принцессе Ризель, которая, несомненно, сопровождала брата на его фрегате. А ему хотелось быть к ней ближе – Сандер теперь в этом не сомневался. Бесчисленное множество деталей, на которые он не обращал внимания больше полугода, вдруг выстроились как гвардейцы на параде, и вопросов не осталось.

Хаген на «Невесте ветра» не задержится, пусть даже еще не знает об этом.

Что-то заныло в груди…

– Будь проклят этот компас, – сказал он вслух. Хаген вздрогнул, повернулся и вопросительно приподнял бровь. Сандеру пришлось продолжить: – Мы потеряли стольких людей… У нас была жизнь, знаешь? Может, не очень-то завидная и довольно трудная, но не такая, как сейчас.

– Дело не в небесном компасе, – мягко возразил пересмешник. – Я-то и вовсе о нем не знал, когда рвался на борт. Черные корабли капитана-императора с ним никак не связаны. Истории Амари, Эсме, да и капитана Крейна, или Фейры начались гораздо раньше, чем о компасе узнали все, кто захотел найти «Утреннюю звезду».

Сандер не уступал:

– Раз уж ты о ней упомянул, то сам пойми – история «Утренней звезды» началась гораздо раньше всех наших историй. Она предопределила все, что с нами случилось. О да, я уточню: будь проклят этот древний фрегат, если он вообще существует, а не рассыпался в прах за три тысячи лет…

– Странно, что ты назвал ее «фрегатом», а не «кораблем».

Сандер пожал плечами.

Он не вкладывал в это слово какой-то особой мысли – оно просто вырвалось.

– Лучше расскажи, что с вами случилось, – попросил Хаген с улыбкой. – Сдается мне, ваши приключения были куда интереснее наших.

И матрос-музыкант уважил просьбу друга. Он начал свой рассказ с того самого момента, когда в Талассе зазвучал чумной колокол, и не утаил ни единой мелочи: поведал и о том, как сам едва не превратился в… во что-то иное. Он еще ни разу ни с кем не говорил так откровенно о колодце в своей душе. Даже с капитаном – ведь тот все понимал без слов. Подумав об этом, он на миг умолк, растерянно моргая. Фейра все понимал без слов, Фейра сделал очарованного морем своим матросом, пока тот еще сидел в чулане, таращась в темноту и прижимая к груди сирринг. Почему?..

– Что было дальше? – спросил Хаген, не сводя с него изумленных глаз.

И Сандер рассказывал…

…А что же происходило в большой каюте? Нечто важное – в этом сомнений нет. «Невеста ветра» сосредоточилась на ней, и прочее тело фрегата как будто оцепенело. Стоя на палубе живого корабля, Сандер чувствовал себя так, словно находился на причале из мертвых досок и камня. Даже ~песня~ звучала настолько тихо, что он ее почти не слышал. Но все же, все же – ждать осталось совсем недолго. Скоро все узнают, куда указывает небесный компас. И их ждет новый путь…

– Искусай меня медуза, – пробормотал Хаген, растерянно мотая головой. – Вы, ребята, без нас прожили целую жизнь.

Сандер не спорил.

И внезапно перед глазами у него все вспыхнуло, будто в корабль ударила молния. Волна жуткой боли, от которой замерло сердце, прокатилась по телу от макушки до пят. ~Песня~! На мгновение она сделалась чудовищно громкой, невыносимо громкой – только слышал он ее не ушами, а всем телом, оттого случившееся едва его не убило. Он даже не понял, что потерял сознание. А очнувшись, увидел над собой испуганные лица Хагена, Кая и кого-то из временных матросов. Их рты открывались, но тишину не нарушил ни один звук.

Ни один…

Он понял, что не слышит даже собственного дыхания. Вяло поднял руку к лицу, щелкнул пальцами. Ничего. Закашлялся. Проговорил:

– Что…

Тишина.

Полнейшая, мертвая тишина. Даже без ~песни~, хоть это и казалось немыслимым. Сандер сглотнул и почувствовал, что дрожит: он, в чьей жизни музыка играла такую важную роль, больше всего на свете боялся потерять пальцы и слух. Пальцы и слух. Слух…

Заступница, что же теперь делать?

Он сел на палубе, обнял себя за плечи, не переставая дрожать. Мир вокруг как-то странно померк и закружился: вокруг него бегали и суетились, но он этого почти не осознавал, снова и снова пытаясь уловить ~песню~, как бы тихо и далеко она ни звучала. Ведь он слышал ее не ушами. Уши тут ни при чем. Если Шторму было угодно так над ним подшутить, что ж, это он переживет. Наверное. Но ~песня~… может, даже не ~песня~ «Невесты ветра», а «Луны» или «Черной звезды», неважно… без ~песен~ лучше сразу кинуться в колодец вниз головой, перестать сопротивляться зову моря.

Ах, так вот оно в чем дело. Он наконец-то понял, почему до сих пор не превратился: из-за страха, что в толще воды царит тишина. Конечно, музыка людей там не звучала – это он понимал. Но надеялся на ~песни~, хотя ничего не знал наверняка.

Сандер горько рассмеялся при мысли, что его будущее начало обретать четкие – и весьма неприглядные – контуры, и, конечно, ничего не услышал. Что ж, был еще один выход. Никто не в силах запретить ему умереть как человеку, пока в нем осталось хоть что-то человеческое.