Дети Великого Шторма

Он попытался встать, толком ничего не видя вокруг, и что-то ударило его по левой щеке, а мир – сумеречный, невнятный и болезненно беззвучный – закружился. Сандер несколько раз моргнул и понял, что прямо перед ним сидит на корточках Эсме, растерянная, встревоженная и злая.

Целительница что-то сказала – ее губы зашевелились, – но он не разобрал ни единого слова и беспомощно покачал головой. Потом, сообразив, что ей надо как-то объяснить случившееся, прижал ладони к ушам, сморщил лоб и снова покачал головой. Произнес, выталкивая неслышные звуки из горла, которое вдруг сделалось чужеродным, как спинной плавник.

– Эсме, я оглох.

Она сжала губы в ниточку и застыла перед ним – с напряженным лицом, положив руки на колени, похожая на статую. Рядом он видел только чужие ноги, но через несколько секунд кто-то присел на корточки и положил руку ему на плечо.

Капитан.

Хотя Сандер и был убит горем, он не мог не заметить, что феникс расстроен. Кристобаль Фейра сделался… серым, будто его присыпало пеплом. Когда он злился, пламя проступало в его глазах, сыпались искры. Но, что бы ни случилось во время совещания в каюте, оно его не разозлило, а повергло в такие глубины отчаяния, где он, наверное, еще не бывал.

Пальцы феникса сжались, лицо напряглось. Он пытался обратиться к Сандеру посредством мысленной речи, как капитан к матросу.

Ничего не произошло.

Сандер покачал головой, хотя это было излишне – феникс и сам все понял. Фейра и Эсме обменялись тревожными взглядами, а потом она встала и ушла. Конечно же, в свою маленькую каюту – за зельями, которыми ее снабдил Рейнен Корвисс. Эта девушка просто не умела сдаваться, даже если знала, что проиграет бой.

«Но ведь я ее ни о чем не просил…» – подумал Сандер.

Он напрягся, подыскивая слова. «Дайте мне умереть». Ну нет, такое говорить не стоит. «Вы не сможете помочь». Ведь он не слышит ~песню~, и эту глухоту даже целительница не исправит – откуда ей знать, что именно в нем сломалось? Он ведь и сам этого не понимал. «Не тратьте силы зря». Ну да, конечно. С тем же успехом можно попросить их взять его за руки и за ноги, раскачать и швырнуть за борт.

Собравшаяся вокруг плотная толпа расступилась, пропуская целительницу. Эсме пришла не одна: Сандер сперва увидел чьи-то ноги в потертых башмаках, а потом рядом с ним присел на корточки молодой ворон, Айлантри.

Они с капитаном посмотрели друг на друга и обменялись короткими фразами. Феникс нахмурился, о чем-то задумался, потом с явной неохотой кивнул и, взглянув на Сандера, что-то сказал ему. Матрос в ответ лишь беспомощно пожал плечами.

Что они задумали?

Все трое сели вокруг Сандера: Фейра – справа, Айлантри – слева, Эсме – напротив. Феникс и ворон положили каждый одну руку ему на плечо, другую – целительнице, которая в свою очередь прижала обе ладони к его груди, чуть ниже ключицы. Он вздрогнул от ее тепла и закрыл глаза.

Пусть делают что хотят.

В тишине и темноте его горе поразительным образом унялось, боль утихла, и тревогу сменило холодное любопытство. Итак, Фейра взял его в команду, не побоявшись морской болезни; и еще Фейра вот-вот возьмет в команду этого молодого ворона – пусть капитан делает вид, что не хочет этого делать, – ему поверит лишь слепой. Их судьбы связаны, но остается нерешенным вопрос: почему? И еще – почему именно сейчас? Интуиция подсказывала Сандеру, что здесь кроется некая закономерность и он в силах ее выявить.

Он вообразил себя и Айлантри в виде игральных карт. На собственной карте Сандер представал человеком с рыбьей головой и плавниками вместо рук, а его ноги, вполне человеческие, по щиколотку утопали в воде. Сирринга при нем не было – о да, время музыки и впрямь прошло. Айлантри – в своем новом облике: с черными глазами, белыми волосами и лапой, – в левой, обычной руке держал очки, а под мышкой – папку с бумагами, в точности как судебный защитник. Сандер не видел его в зале суда, но по рассказам Кая и Гвина многое себе представлял. Поразмыслив, он стал добавлять к воображаемой колоде все новые и новые карты.

Хаген в грубой деревянной маске, полностью скрывающей лицо: дырки для глаз, узкая прорезь для рта – и больше ничего. Короткие белые волосы. Золотая серьга в ухе.

Эсме в перчатках – длинных, до локтей. Одна желтая, другая – черная.

Амари-Кузнечик. Взрослый, каким он стал теперь, и в щегольском черном наряде с шейным платком, только вот платок не просто красный, а по-настоящему пропитавшийся кровью. Он зажимает платком рану на горле, и кровь течет по руке. При этом у него улыбка на губах и глаза глядят безмятежно, как будто ничего страшного не происходит.

Джа-Джинни – полыхающие от ярости бирюзовые глаза, жуткий оскал от уха до уха, по четыре метательных ножика в каждой руке. Кажется, он готов разорвать на части любого, кто посмеет бросить ему вызов.