Дети военной поры

Война в жестокой слепоте своей соединяет и несоединимое: дети и кровь, дети и смерть. В годы битв наша страна делала все, чтобы уберечь детей от страданий. Но порой эти усилия оставались тщетными. И когда дети беспощадной волею войны оказывались в пекле страданий и невзгод, они вели себя как герои, осилили, вынесли то, что, казалось бы, и взрослому преодолеть не всегда под силу. Читайте про мальчишек-разведчиков, токарей, пахарей, поэтов, мыслителей, охранителей городов, целителей ран — и вы убедитесь: они выдержали войну и победили вместе со взрослыми.

Помню, до войны в школьном классе учительница сказала нам, пятиклассникам: «Как вы знаете, Ванька Жуков написал на деревню дедушке. Но допустим, что письмо все же дошло. Что ответил бы дедушка внуку?» Это был не только урок творчества, но прежде всего урок гуманизма. Непримиримо, истово протестовал каждый из нас против того, что у Ваньки отняли детство. Мы уже понимали: весенняя пора человеческой жизни отличается от весны обыкновенной тем, что никогда больше не возвращается. А через несколько лет многие из тех самых мальчиков и девочек отдали свое детство — настоящее, солнечное, с книгами и тетрадями, смехом, играми, праздниками.

Отдали, чтобы земля осталась землей людей, у которых жизнь обязательно должна начинаться с книг и тетрадей, игр и праздников. С такой святой уверенностью написаны все очерки, из которых сложилась эта книга. Самой природой, условиями существования рода человеческого детям предназначено жить в мире, оберегаемом взрослыми. Война на время разрушила этот закон, но она же и доказала: когда страна в самых трагических обстоятельствах, на пределе возможностей считает своей важнейшей исторической миссией спасение детства, она победит все!

Один западный журналист как-то спросил:

— Не слишком ли вы, советские писатели, романтизируете своих юных персонажей? И вообще — не приукрашиваете ли вы истоки, с которых начинается человеческое бытие?

— А не приукрашивал ли эти истоки Виктор Гюго, посылая на баррикаду Гавроша? А не идеализировал ли их Лев Толстой, с горечью и восторгом поведавший нам об отваге Пети Ростова? Или Александр Фадеев, рассказавший о молодогвардейцах?

Нет, мы ничего не приукрашиваем.

Лет двадцать назад я побывал в бывшем фашистском лагере Равенсбрюк, где в ад душегубок и печей отправлялись лишь дети и женщины. Сердце и ныне сжимается при воспоминании о фотографии детского сердца. В центре был аккуратно нарисован кружочек, а подпись гласила, что эсэсовец, который так метко будет стрелять и так точно попадать в сердце ребенка, будет получать дополнительные отпускные дни. В это трудно поверить, но это было. А ведь Равенсбрюк по масштабам своим ничто (как это ни ошеломляюще звучит!) в сравнении с ужасом, который готовят детям земли те, кого мы порой называем «противниками разоружения», «противниками разрядки». Мне кажется, нельзя забывать, что противники — это одновременно и сторонники: противники разрядки — значит сторонники напряженности; противники разоружения — значит сторонники вооружения, противники безопасности — значит сторонники опасности. Какой опасности? Опасности чего? Войны, уничтожения детей, уничтожения завтрашнего дня…

Мы готовим своих юных и взрослых граждан к битвам против битв, к сражениям против сражений!

Повторяю: мы ничего не приукрашиваем. Мы просто хотим, чтобы новые поколения знали о героизме своих ровесников, вдохновлялись их биографиями, вгляделись в характеры тех, кто должен стать для них не только легендой, но и высоким образцом, достойным восхищения и подражания.

Перелистывая письма моих читателей, встречаясь с ними, я убеждаюсь, что они воистину достойны светлой памяти тех молодых героев, чью жизнь они как бы продлевают своими летописями, походами по священным местам боевой славы, поступками, исполненными доброты и самоотверженности.

И я мечтаю, чтобы никогда не пришлось им испытать ужасы, которыми обрушивается на людей война. Я верю, что «марши» вражды и ненависти, которые не раз наблюдал в капиталистических странах, будут побеждены маршами братства и мира!

Нас чьи-то руки подхватили…