Читаем Дети Воинова полностью

Дети Воинова

Фасад роддома как раз ремонтировали. Леса, капитально сооруженные строителями, придавали ему вид осажденной крепости. Санитарки и охранники дежурили по очереди и с воинственными криками сбрасывали со стен ошалевших от счастья папаш. Те, зализав раны, снова ползли наверх, подогреваемые самогоном и отцовским инстинктом. Вместе со всеми скакал под окнами и пытался вскарабкаться по лесам и Гия. Периодически его сбрасывал вниз дворник или женский визг из послеродового отделения на втором этаже, но кровь горца кипела, и он снова карабкался на свой Эверест по скользким после дождя доскам.

Что-то там в процессе родов не заладилось. Персонал весь и так мандражирует, а тут еще Самуил кесарево готовит. В общем, полный пердимонокль! Мамаша орет, вся бригада ее уговаривает. В этот момент в окне третьего этажа появляется небритая рожа и задает сакраментальный вопрос: «Ну как?» Охрана не уследила, за что им потом главный устроил мощный разнос.

Бедная Гиина жена, увидев прилипшее к стеклу лицо мужа в окне третьего этажа, от ужаса завопила – и ребенок вылетел из нее, как пробка из бутылки, на руки онемевшему Самуилу. Персонал, трепеща, склонился над орущим младенцем, и наконец все облегченно перевели дух. Одна из медсестер даже потом призналась, что никогда в жизни она еще так не радовалась мужскому половому органу, а уж в этом вопросе равных ей не было.

Сообщить новость вышел сам Самуил. Гия рыдал и палил в воздух. Вызвали его начальство, посадили за решетку охолонуть – правда, поставили в камеру бутылку и дали закуску. Всю ночь Гия куролесил, только к утру наконец слегка успокоился. И хотя Самуил клялся, что к полу младенца не имеет никакого отношения, счастливый Гия, как вы понимаете, возвел его в ранг Господа Бога и с тех пор считал себя его должником.

* * *

Так что, когда раздался звонок в управление и дежурный лейтенант с вокзала с издевкой сказал, что Гию ждет на вокзале семья от какого-то там Самуила, у которой украли паспорта, тот разразился таким матом, что у постового с вокзала напрочь отшибло желание шутить, а появилось сильное желание немедленно уволиться. Потому что Гия пообещал быть через пять минут, и если за это время не будут найдены паспорта или хотя бы веские аргументы, почему они до сих пор не найдены, то в Одессе станет как минимум на одного поца меньше. Расставаться с жизнью милиционеру не хотелось, и эти пять минут он использовал, чтобы организовать никому уже не нужное оцепление на вокзале и выдать нам временные справки, на получение которых обычно уходит не меньше месяца.

Через обещанные пять минут перед вокзалом тормознула черная «Волга», и из нее вывалился разъяренный полковник Купатадзе. Рядом щелкали зубами верные вассалы в чинах майоров. Из-под фуражки проштрафившегося лейтенанта лил холодный пот, а по спине тек горячий.

Обняв и расцеловав всех нас, Гия повернулся к дежурному по вокзалу, пребывавшему уже в полуобморочном состоянии, и зловеще прищурил глаза:

– Кто?

– Похоже, Аркаша Местный гастролирует… – промямлил еле живой лейтенант.

Он уже мысленно сдирал с себя погоны и прикидывал, сколько дней ему дадут на сборы перед переброской в самые отдаленные районы нашей бескрайней родины.

– Это он в камере тебе будет Аркаша Местный. Так вот, если ты Аркадия Одесского в три дня не возьмешь, я тебе эти нары обеспечу, мамой клянусь! Ты меня знаешь!

Видимо, лейтенант действительно хорошо знал полковника Купатадзе, потому как без звука юркнул за дверь, и уже оттуда стали доноситься его истерические команды: занять железнодорожные станции, телеграф, телефон и водокачку. Кстати, Аркашу он действительно поймал через пару дней на Привозе, правда, уже без паспортов.

Тем временем Купатадзе дозвонился в Ленинград, где ему пообещали по нашем возвращении в зубах привезти паспорта к перрону и шепотом даже предложили поменять в них национальность, если полковник так просит.

Гордый грузин Купатадзе на предложение обиделся и сказал, что за такие штучки он поможет поменять им место работы и звания. Впрочем, так и осталось непонятно, кому предложили менять национальность: папе или маме. Ну какой смысл Вере Липшиц было становиться русской по паспорту? И что выиграл бы Саша Иванов, записавшись евреем?

А потом нас посадили в черную полковничью «Волгу» и повезли в Очаков, где нам предстояло провести целый месяц в доме Васьки-водолаза, но это уже другая история.