Дети войны [СИ]

— С этим нельзя поспорить, — отозвался герр Кестенхольц и простился с Дамблдором, после чего швейцарские маги двинулись к выходу из Министерства.

К тому времени, как они выбрались на свежий воздух, Фридрих с большего успокоился. Начав анализировать ситуацию, он ощутил злость на себя за то, как легко поддался на провокацию британца. Впрочем, стоит отдать должное, бил Дамблдор метко — сходу попал по болевым точкам Винтерхальтера. Это опыт прожитых лет? Или легилименция? В любом случае, ещё одно подтверждение, что Фридрих ошибался, а герр Кестенхольц был, как и в большинстве ситуаций, прав: Альбус Дамблдор — могучая фигура в политике острова, которую не стоит сбрасывать со счетов…

— Скажите мне, Фридрих, — произнёс герр Кестенхольц, — что является одной из важнейших отличительных особенностей швейцарского дипломатического корпуса, если не самой?

— Нейтралитет, — дал Фридрих давно известный ответ. Предчувствуя, что будет следом.

— Были ли вы нейтральны в разговоре с герром Дамблдором?

— Нет.

— И какие выводы вы делаете из этой ситуации?

— Выводы были сделаны мной уже давно, сегодня я неосмотрительно позволил себе их забыть, — ответил Фридрих сквозь стиснутые зубы. — Приношу извинения за это.

— Мне не нужны ваши извинения. Мне нужны дела.

— Я понимаю, герр Кестенхольц.

Разговор на том затих, и Фридрих знал, что начальник предпочтёт его не возобновлять некоторое время. Не только потому что Винтерхальтер вызвал своим поведением неудовольствие герра Кестенхольца — они шли по улице, полной маглов, и это явно не место для беседы волшебников. За годы, проведённые рядом с ним, Фридрих хорошо изучил привычки начальника, а потому всегда в поездках одевался максимально нейтрально, с учётом возможной необходимости смешаться с магловской толпой. Эти прогулки не нравились Фридриху, но он заставлял себя сдерживать норов, мысленно повторяя, что это для его же собственного блага — отличная тренировка самоконтроля. Этот навык однозначно не будет лишним при любом раскладе.

Но то, как легко Дамблдор приравнял его, Фридриха, к отцу, ощутимо задевало. Конечно, Фридрих признавал, что его отец — выдающийся политик и маг, многого добившийся за свою жизнь; во многом благодаря барону Конраду фон Винтерхальтеру Гриндевальд и его приспешники были выбиты и более не допущены в Швейцарию в самом начале войны… И всё же Фридрих не хотел быть таким, как отец. В нём не было слепого восхищения или тем более любви к родителю — только не после того безразличия, полного отсутствия даже намёка на интерес и поддержку, которые отец демонстрировал ему каждый чёртов день. Для него Фридрих был ресурсом — не больше не меньше, — таким же, как деньги, магическая сила, влияние. Залогом будущего для рода, но не более того.

И вот таким Фридрих совершенно не хотел быть.

В будущем, лет через пять или семь, он непременно женится и обзаведётся семьёй. К тому времени он наберётся знаний и опыта, умения держать себя, договариваться с людьми. С такими навыками, несомненно, найдёт подход к жене и сумеет наставить её на путь истинный — не быть безвольной жертвой договорного брака, как мать самого Фридриха, а стать его надёжным союзником. Ну а если мозгом супруга не будет наделена — тоже неплохо, главное отстранить её от воспитания детей. Купить дом у моря, отправить её туда и встречаться раз в год на Рождество, в то время как самому взращивать в детях уважение, преданность и привычку быть открытыми с ним. Он сам будет открыт. Он хочет этого всей душой.

* * *

Ожидая начальника в кафе напротив входа в лондонское отделение Гринготтса, Фридрих без интереса изучал взглядом Косой переулок. Улочка мало чем отличалась от торговых зон любого большого города за исключением разве что строгого Берлина и статной Вены, где даже торговые операции приобретали определённую изысканность. В более раннем возрасте Фридрих нередко бывал в Вене — его тётка жила там в красивом трёхэтажном доме в самом сердце магического квартала австрийской столицы. Овдовевшая во время войны, бездетная, тётушка Урсула находила в Фридрихе отдушину и с радостью принимала его под своей крышей (а мать всегда была рада от него на несколько недель избавиться). Теперь красивый дом со стерегущими вход атлантами пустовал; тётка умерла в позапрошлом году, завещав дом, как всё остальное, наследнику своего брата. Это вызывало в Фридрихе тёмное удовлетворение — эта собственность и эти деньги были безраздельно его уже сейчас, никто из родителей не имел доступа к ним. Те, впрочем, и не претендовали — основное состояние Винтерхальтеров поистине огромно.