Дети войны

Обещал, что вернешь Рэгиля из темной бездны, обещал, что с ним все будет хорошо, клялся мне, что так будет.

Эркинар кивает — как тогда, в ангаре, где мы навсегда простились с Амирой.

— Я делаю все, что в моих силах, — говорит он. — Арца тоже у нас. Мы поможем им.

Я хочу верить, но не могу, — я должен быть рядом с Рэгилем сейчас, должен быть рядом с Арцей, никто не поможет им так, как я. Я нужен им, они нужны мне. Еще миг — и темнота вспыхнет, перенесет меня в город, в чертоге прорицателей, к Рэгилю, к Арце. Я должен быть с ними.

Но нельзя.

Эркинар берет мою руку, просит:

— Не спрашивай о них.

Меня накрывает злость, — хочу вырваться и уйти — но я сдерживаю ее, сжигаю в глубине сердца.

Я возвращаюсь мыслями к кораблю, черным мачтам, пенным гребням волн и словам Аянара. Я говорю:

— Пророчество о золотой флейте, расскажи мне его.

Эркинар кивает, его тень скользит по туманной поверхности зеркала. Он отходит в дальний угол шатра, склоняется к сундуку, перебирает что-то. Затем возвращается — и протягивает книгу.

Она раскрыта на середине, пергамент старый, шершавый и пыльный. На полях звездный узор, буквы — как небесные росчерки.

— Прочти, — говорит Эркинар. — Потом я расскажу все, что знаю.

Я начинаю читать.

18

Пока мы плыли к кораблю, я почти не боялась. Лодка взлетала и падала на волнах, сердце падало вместе с ней, но я смотрела на Мельтиара, и страх отступал, таял далекой тенью.

Мельтиар сидел впереди, рядом с техником. Тот был неподвижен, лишь распахнутые крылья дрожали и звенели от ветра. Техник держался за борт, смотрел вперед, — я знала, лодка слушается его, несет нас к цели. Мельтиар молчал, лишь время от времени вскидывался, отбрасывал волосы, — встречный ветер подхватывал их, обдавал солеными брызгами.

Я смотрела, как пенится вода за бортом и повторяла про себя: мне не страшно, не страшно. Волны сегодня не такие сильные, не такие темные, солнце уже поднялось, утратило алый цвет, блики скользят по воде, лодка летит вслед за ними — по морю почти как по небу, — и мне не страшно.

Мысли кружились, повторяли друг друга. Я смотрела на солнечный горизонт, на развевающиеся волосы Мельтиара, на свои руки, сжимающие оружие крепко, почти до боли, — и не заметила, как мы доплыли.

Корабль возвышался над нами, борт изгибался, заслонял небо. Черные планки обшивки шли внахлест, рисунок древесины проступал сквозь краску. Эту лодку, — огромную, чужую, — строили враги. Мы лишь изменили ее цвет. Сумели ли мы вытравить душу, которую дали кораблю враги? Или она все еще таится в темноте трюма, в плавниках и жабрах корабля? Нет, плавники и жабры у рыб, корабль движется по-другому — я знала как, учила особые слова чужого языка и понимала их смысл — но не могла вспомнить сейчас.

Мельтиар поднялся, лодка качнулась, волна хлестнула через край. Я зажмурилась на миг, а когда открыла глаза, увидела, что сверху сбросили лестницу — так похожую на те, что были в городе. Блестящие металлические перекладины, скрепленные гибкими черными трубками.

— Наверх, — сказал Мельтиар.

Младшие звезды одна за другой вставали, взбирались по лестнице. Каждый раз лодка вздрагивала, чужой страх накатывал на меня, отражался в сердце. Когда пришла моя очередь, я потуже затянула перевязь ружья, поднялась, шагнула вперед. Дно лодки накренилось и я едва не потеряла равновесие, — но Мельтиар поймал меня за руку и удержал. Я вцепилась в черную перекладину и полезла наверх.

Я закрыла глаза и страх вновь угас. Подниматься было не сложно — даже проще, чем взбираться по качающейся лестнице в летящую машину. Только шум волн отвлекал меня и тяжесть ружья тянула вниз, но еще немного — и я коснулась последней перекладины. Кто-то ободряюще хлопнул меня по плечу и помог взобраться на палубу.

Я огляделась. Девушка-техник — это она помогла мне подняться — все еще держала меня за руку, прикосновение было уверенным, без слов говорило: мы в безопасности, корабль наш. Я поймала ее взгляд — золотистый как утренний свет и такой же спокойный, — и кивнула. Девушка улыбнулась, отпустила меня и пошла прочь. Я смотрела как она идет — босые ноги легко ступают по черным доскам палубы, светлые крылья прижались к спине, стали неразличимы. Наверное, и в самом деле нечего бояться, раз крылатая звезда не пытается взлететь, шагает без тревоги, словно по коридорам города.

Но в городе никто не ходит босиком.

В городе под ногами всегда металл, камень, сверкающие черные плиты. А здесь, даже если зажмуриться, чувствуешь, как еле заметно качается палуба. Я взглянула на темные стволы мачт, на снасти. Мне показалось — это такие же канаты и оттяжки, как были в учебном зале. Но всмотреться я не успела, — порыв ветра ударил меня, что-то сжалось внутри, сердце заторопилось, застучало быстро-быстро.

Корабль качнулся сильней, и я обернулась, борясь с подступившей тошнотой.