Дети Времени всемогущего

Она помнила. Руки были заняты, ковёр больше не качался. За спиной снова мяукнуло, на сей раз громче. Стукнуло железо о железо, налетела на помощника Гьомар, но все это было до безумия далеко. Настоящим были только раскрытый сундук, голос, требующий то одно, то другое, и жадные руки. Инес носилась от стола к постели, сама не понимая, как узнает все эти склянки и инструменты. Тошнота и дрожь прошли, остался лишь страх не понять, напутать, но она раз за разом угадывала. Сунув врачу очередной флакон, женщина замерла, боясь пропустить новый приказ, но Бенеро молчал, и Инес не выдержала.

– Сеньор, – окликнула герцогиня, – что я должна делать?

– Здесь – ничего. – Врач тяжело опустился на чистый край постели. – Вы вольны не говорить с братом, но там дон Диего. Он ждёт. Скажите ему, что у него дочь… И что сеньоре лучше второй раз не рожать.

2

Монах, как уселся вечность назад под портретом Марииты и командора, так и сидел, уставившись в пол. Называть седого человека в кресле Хайме де Ревалем у Диего не получалось даже про себя. Меняются все, не все умирают и родятся заново в том же теле. Хайме не стал бы угрожать сестре Импарцией и не ударил бы в спину даже врага, а брат Хуан расхаживает со стилетом в рукаве и меняет ложь про мужчин на жизнь женщины. Спасибо хоть отстал с расспросами о том, почему Леон де Гуальдо ушёл с хитано, а не побежал под хвост к де Ригаско и Альфоркам и каким образом Хенилья его не узнал… Можно подумать, сеньор инкверент узнал молоденького горца, которому одолжил коня, хотя импарсиал есть импарсиал. Туда идут не все и идут, чтобы спрашивать…

– Дон Диего… Дон Диего, вы здесь?

Женщина в атласном платье и странной белой косынке держалась за дверной косяк, словно боялась упасть. Герцогиня де Ригаско… Обещала помочь и помогла, теперь его черёд спасать сестру от брата, чем бы всё ни кончилось, но почему она молчит? Цепляется за дверь и молчит… Ребёнок родился мёртвым, это ясно, а Мариита?!

– Сеньора, я понимаю, что, – первые три слова прозвучали внятно, но дальше горло перехватило, – кто из них? Скажите… Кто?..

– Девочка. – Женщина широко раскрыла обведённые тёмными кругами глаза.

– Значит… это была девочка? – не все ли равно, кем он был, этот ребёнок, если его… её нет и не будет.

– Господи, какая же я глупая! – всплеснула руками вдова Карлоса. – Простите, я немного не в себе. Ваша дочь жива. Недоношена, но жива и будет жить. И с Марией все хорошо. Бенеро – волшебник или святой…

– Бенеро – суадит, герцогиня, – брат Хуан уже стоял рядом, – он не может быть святым. Роженица в сознании?

– Да, святой отец, – Инес де Ригаско и не думала скрывать отвращения, – но вряд ли вашими молитвами.

– Вы правы, – подтвердил монах, направляясь в спальню, – у меня были другие дела.

– Роженице нужен покой, – крикнула в сутуловатую спину герцогиня, – Бенеро говорит…

Брат Хуан, не снизойдя до ответа, скрылся в спальне, герцогиня рванулась следом. Мелькнуло платье, взвизгнула, захлопываясь, дверь, а Диего не мог сделать и шага. Он помнил, что у него дочь, а Мариита жива, знал, что из этого дома у него одна дорога – в Сан-Федерико, но даже это было не главным. Навалившаяся усталость заволокла прошлое и будущее тошнотворным чадом, мир стал смутным и неверным, словно покойный альгвазил таки врезал нахальному сеньору по голове.

– Дон Диего. – Кто-то тронул за рукав… Пепе! – Дон Диего, что с вами?

– Ничего. Пепе, я тебя прошу, что бы я ни сделал, не удивляйся. Понял?

– Понял, – сверкнул глазами внук Мигелито. – Пожалуйте реал, сеньор. У вас дочь!

– Лови! – Диего заставил себя усмехнуться и войти в спальню. Монах уже стоял у постели. Ничего, подождёт.

– Мариита… Нинья, ты меня слышишь? Нинья!!!

На полу простыни, и сколько же на них крови… Когда Хесуса свалил бык, крови было меньше!

– Что с ней сделали? – Последний из де Гуальдо тупо смотрел на ставшее вдруг незнакомым лицо, пытаясь унять дрожь, которой у него отродясь не случалось.

– Вы не должны тревожить роженицу, – потребовал высокий человек с густыми бровями – врач, тот самый… – Отойдите. И вы, сеньор инкверент, тоже.

– Вы предпочитаете, чтоб её потревожили в Сан-Федерико, – огрызнулся импарсиал, – и не только её.

– Оставь её в покое! – Де Гуальдо выкинул бы монаха в окно, но руку сжало точно клещами. Суадит, черт бы его побрал, был крепким орешком!

– Хайме, – Инес, раскинув руки, уже стояла между братом и врачом, – уходи!

– Бенеро, – монах предпочитал не видеть сестры, – успокойте герцогиню и, если потребуется, дона Диего. Здесь не… сельская ярмарка.

– Хайме…

– Сеньора, покажите дону Диего его дочь. – Врач взял Марииту за руку, подержал и отпустил. – Сеньор инкверент, её нельзя трогать самое малое до вечера.

– Вечера может не быть, – Хайме нагнулся над измученной ниньей, и Диего его не отшвырнул. – Сеньора, два вопроса. Помните – солгав мне, вы солжёте Господу и будете вовеки прокляты. Это ваш любовник убил вашего мужа?

– Диего не хотел, – прошептала Мариита, – он хотел узнать… почему дон Гонсало его отравил… Это было в Муэне. Давно…