Дети Времени всемогущего

– Импарция ещё может сказать «нет» Протекте, но не её величеству, – инкверент наконец-то посмотрел на сестру, – маркизу осмотрит королевский врач, и всё станет ясно. Не хочу тебя пугать, но вдова Хенильи, как и вдова де Ригаско, кстати сказать, должна быть добродетельна…

– Прошу меня простить, сеньора, – всё уже сказано, спорить не о чём, нужно уходить, – брат Хуан прав. Мы уйдём.

– Я не желаю знать, где вы будете, – де Реваль с видимым усилием поднялся. Если б Диего не видел, как монах уложил четверых налётчиков, он бы счёл его безобидным, – но если кому-то придёт блестящая мысль про площадь Аурелио, имейте в виду: Пленилунья не упустит случая порыться в чулках герцогини де Ригаско и порасспросить слуг. Ваше присутствие окажется для него приятным сюрпризом.

– Слуги ничего не знают, – торопливо сказала Инес, – только Гьомар…

– Гьомар домой не вернётся, – отрезал Хайме, – когда всё стихнет, отправишь её в Реваль.

– А что станешь делать ты? – голубой взгляд столкнулся с чёрным.

Брат инкверент глубоко вздохнул и потёр висок.

– Дождусь альгвазилов и отправлюсь с докладом к Торрихосу. Если вас не найдут, убийцей Хенильи станет капитан Арбусто и его сообщники. Маркиза де Хенилья останется добродетельной вдовой, а герцогиня де Ригаско – невинной жертвой.

Сеньор Бенеро, не думаю, что вам хочется возвращаться в Сан-Федерико, особенно сейчас. Я бы посоветовал вам Миттельрайх. Насколько мне известно, Герхарда Ротбарта волнует лишь одно – насколько ему полезен тот или иной гость. К тому же по имперским законам доносчик обязан дать подписку и представить ручательство, что в случае недоказанности обвинения сам будет наказан и возместит обвиняемому убытки, а судья, начав дело, под угрозой штрафа должен его закончить в течение лунного месяца.

– Я понимаю язык Миттельрайха, – объявил суадит, – но я ещё не готов оставить роженицу и ребёнка на произвол судьбы.

– Это ваше дело, – поморщился монах. – Дон Диего, вы обещали одно, но предстоит вам другое. Уберечь славу Онсии.

– Хорошо, – это слишком дёшево и слишком дорого. Сохранить жизнь и Марииту и заплатить даже не совестью – памятью. В Альконье выжило двое, один спросил и не получил ответа, второй приказывает забыть. Де Реваль прав, Хенилья – слава Онсии, а славы с пятнами не бывает.

– Хорошо, – повторил последний де Гуальдо, – я не позволю бросить тень на славу Онсии. Слово чести.

3

Они уходили долго, но наконец-то ушли. Превратившийся в дона Диего Леон де Гуальдо, невозмутимый суадит с роженицей на руках, две женщины в одинаковых мантильях и внук Мигелито, о котором Хайме так и не удосужился расспросить. С сестрой он тоже не попрощался. Инья прижимала к себе свёрток с ребёнком и оглядываться не желала, оно и к лучшему.

Хайме зачем-то проводил уходящих до дверей, велел приотставшей Гьомар приглядывать за сеньоритой и чуть ли не на четвереньках потащился назад. Возмущённое ночными издевательствами над своей особой тело предъявило ультиматум, но брат Хуан не собирался падать на осквернённое супружеское ложе и стонать, тем паче что ложе находилось не в лучшем состоянии. Закусив от боли губу, инкверент опустился на колени рядом с невозмутимым Гомесом и прочёл положенную молитву. Капитан Арбусто и его приятели отправились к Дьяволу без напутствий Святой Импарции, но без поклонов не обошлось и здесь.

При капитане обнаружились ключи. Пришлось проверить, ключи, как и следовало ожидать, были от дома. Выходить на улицу и отпирать ещё и калитку брат Хуан, памятуя о Коломбо, не рискнул. Если фидусьяр заметил их с Диего во время ночной «прогулки», никуда не денешься, но в доме Коломбо делать сейчас нечего. Хайме вернул ключи на место, добавив от себя изъятую у Гомеса печать Алькальдии и предусмотрительно прихваченную в доме Бенеро скляницу, часть содержимого которой перекочевала в стакан. Покинув снаряжённого в последний путь Арбусто, Хайме позаимствовал у его приятеля синаитский кинжал и всадил в тело стрелка, скрывая след от стилета. Осталось избавиться от окровавленной рясы и кучи грязного белья, и брат Хуан поплёлся в тайник, из которого выскочил де Гуальдо.

Узкая крутая лесенка переходила в низкий, облицованный камнями ход: роженицу не пронести, но тюк с грязными тряпками – вполне. В левый висок кто-то раз за разом тыкал тупым стилетом, лёгким не хватало воздуха, но Хайме как-то выбрался в тот самый двор, где они пререкались с Пепе. Паршивец не врал – ключей от особняка у него и в самом деле не было, суадита должны были провести прямиком в спальню, но не раскрывать же тайну страшному импарсиалу!