– Всё будет сделано за вас, – мать холодно улыбнулась, – возвращайтесь в Витте и готовьтесь к коронации. Хвала Луне, дурная кровь к утру остынет.
– Что? Что вы сказали?!
– То, что мёртвые не оставят живых. Волки Небельринга исправят содеянное моим сыном. Моим бывшим сыном. И тогда он будет прощён.
«Исправят»… Значит, ещё не исправили!
– Матушка. – Руди услышал, как зазвенел его голос, – Правильно ли я понял, что мои великие предки загрызли моих солдат? Заодно с лошадьми.
– Они нарушили волю Небельринга, – пожала плечами мать. – Прощайте, сын мой. Вас ждёт Витте.
– Где Милика и Мики? Они были здесь, я знаю, что были!
– Да, – Мария-Августа внимательно посмотрела в глаза сына, – были. И ушли. Муж Зельмы оказался недостоин Вольфзее. Он увёл приговорённых, но воля Ротбартов священна. Милика и Михаэль умрут.
– Где они?
– Вам незачем знать, – отрезала императрица.
– Где они?!
Улыбающийся рот и холодные, как смерть глаза… В Небельринге можно искать до Судного дня, а она не скажет. Нет, скажет! Если она не лжёт, он не оставит ей другого выхода. Руди улыбнулся и выхватил кинжал. Существо, некогда бывшее его матерью, поджало губы.
– Я была о вас лучшего мнения. Сталь не причинит мне вреда.
– Вам – нет, мне – да!
– Рудольф! – А вот теперь она напугана! По-настоящему, до дрожи, так, как ещё никогда ничего не боялась. Что ж, Руди, вперёд!
– Матушка, или вы мне скажете, где Милика и Мики, или род Ротбартов прервётся на ваших глазах и по вашей вине. Выбирайте!
2
Дверей больше не было, они просто исчезли, растворились в серебристо-зелёном сиянье, неистовом и бездушном. Лунные лапы тянулись к побледневшим свечам, выцарапывали глаза, хватали за горло.
– Что ты наделала… Риттер говорил… нельзя отвечать…
Цигенгоф. Кому он это? И о чём?
– Мама! Мамочка!..
– К алтарю! Живо!
Что она сделала, что они так кричат? Куда он её тянет? Им всё равно не уйти: луна держит крепко. Луна – гончая смерти, Милика поняла это только сейчас. Это Луна выследила добычу, луна, а не волки.
– Мама! Мамочка! – Мики теребил её за руку, вырывая из холодных светящихся волн, в которых она тонула. Сын! Как она о нём забыла?!
– Сюда! Быстрей во имя Господа!
Цигенгоф тянет её к алтарю, туда, где тёплым золотом сияют церковные свечи. Их свет сдерживает лунную жуть, но как же быстро они сгорают.
– Ничего, – бормочет Клаус, – скоро утро… Смотри, уже светает.
Неужели он не понимает – это не рассвет, это луна, которая пришла за ней, так зачем бороться? Пусть волки получат, что ищут, только бы не тронули Мики. Клаус его выведет. Ради неё. А Руди воспитает. Ради Людвига.
–
Мики плачет, Цигенгоф поднимает сына на руки, что-то ему говорит. Пусть Святая Дева защитит их обоих.
– Клаус, позаботься о Мики.
– Конечно… Погоди, ты о чём! Милика! Остановись.