Дети Времени всемогущего

А потом они брели, держась за руки, среди задумчивых статуй, в воздухе тихо кружились листья, а над горизонтом поднималось облако, похожее на однорогого оленя…

– О чём ты думаешь? – спросил Людвиг, и она ответила:

– О нашем сыне.

– Что ты сказала? – Император остановился и притянул её к себе.

– Я сказала, – прошептала Милика, – что жду ребёнка.

– Как это вышло? – Он был бледен, как полотно. – Во имя Господа, как?

– Как у всех, – Милика встала на цыпочки и поцеловала мужа в губы, – ты слишком доверял лекарям, но иногда снадобья бессильны.

– Абентман ответит за свою глупость!

– Он не виноват, – Милика лукаво улыбнулась, – ни одно снадобье не подействует, если его вылить.

– Так ты, – он задохнулся, – ты меня обманула! Господи, как ты могла…

– Людвиг, – почему он побледнел? – я рожу тебе сына, у тебя будет наследник, и твоя мать нас простит.

– Так ты это сделала из-за неё? Что она тебе сказала?!

– Ничего. – Она прижалась к нему, – Её величество со мной не разговаривает. Людвиг, ты не понимаешь… Ты уехал, тебя не было, но ты остался со мной, во мне…

Он молча смотрел на неё, и ей вдруг стало страшно, как тогда, в лунном саду.

– Ты сердишься? Прости, пожалуйста! Прости меня, но я так хотела сына… Я это сделала из-за тебя, как… Как и все.

– Маленькая, что ты? Конечно же, я счастлив. Просто всё так неожиданно. Ты же больна…

– Я здорова. Ты больше не сердишься?

– Я? На тебя? Какая же ты глупышка! Когда он родится?

– В январе.

– Мы назовём его Михаэлем. В честь отца… а крёстным будет Руди. Ты ведь его любишь?

– О да, – покачнувшийся было мир, вновь вернулся на место, – ведь он так похож на тебя.

– Руди сильнее, – Людвиг говорил словно сам с собой, – да, он сильнее, и он сможет.

– Что сможет?

– То, что не могу я, – он на миг задумался и вдруг улыбнулся, – или не хочу. Например, выиграть войну. Ведь ты же не захочешь, чтобы я весной воевал? Смотри, какое облако, совсем как рыба.

Рыба? Но облако походило на оленя…

– Что с мамой? – голос ещё не рождённого сына ворвался в дворцовый парк, и счастье растаяло вместе с небесной рыбой.

– Все хорошо, она приходит в себя…

Как трудно открыть глаза и поднять голову. Как трудно просыпаться, возвращаться в боль, в холод, в одиночество.

– Милика, во имя Дьявола, почему тебе не сиделось в Хеллетале? – Рудольф, он и в самом деле пришёл. А она почти решила, что это – сон.

– Я хотела поговорить с тобой о твоей… о твоей…

– Это я виноват, – признался Клаус, – мы боялись за тебя. Эти твои поездки…

– Куда моим поездкам до ваших, – ухмыльнулся Руди. Он всегда ухмылялся, всегда спорил и никогда ни о чём не говорил всерьёз. Людвиг был другим, он не смеялся над тем, над чем смеяться нельзя. Людвиг! Где он?!

Милика рывком села, сбросив с себя куртку Руди. Над головой были золотые, пронизанные солнцем ветки, сквозь которые нестерпимо синело небо.

– Руди, – женщина вцепилась в руку деверя, – где Людвиг?

– Ушёл, – лицо Рудольфа было совершенно спокойным, – и нам тоже пора. Вернее, вам. У меня здесь ещё пара дел.

– Я не пойду! – Милика попробовала встать, но ноги подкосились, и она почти упала на мертвые листья. – Я останусь. С Людвигом. Руди, ты позаботишься о Мики?