Дети Времени всемогущего

Мадам Дави расхохоталась. Лакей распахнул дверь, и сердце Эжени ёкнуло, но это доставили заказанные банкиром орхидеи. Де Шавине опаздывал почти на два часа, и достойного объяснения этому не находилось. Девушка поймала внимательный мамин взгляд и торопливо занялась десертом. О помолвке ещё не объявляли, и в глазах света Жером оставался свободным. Что, если он в последний момент понял, что по-прежнему любит разбившую его сердце женщину? Эжени не знала о сопернице ничего, даже имени; Жером обмолвился лишь о том, что «она» была «совсем другой», а папа любит повторять, что вкусы у мужчин не меняются и роза никогда не заменит фиалку, а фиалка – розу. Если они с «той женщиной» так непохожи, то Жером сделал предложение, надеясь забыть прежнюю любовь. Так поступают многие, а потом осознают, что надежды тщетны. Завтра придёт письмо с извинениями, и всё будет кончено…

– Воды, мадемуазель? – раздалось за плечом. – Шато-Ивелéн?

– Воды.

Обед продолжался. Теперь мужчины рассуждали о коньяках и о том, что и каким образом попало в ставшую роковой бутылку. Эжени улыбалась и делала вид, что слушает, даже вставила пару слов, а потом внезапно поняла, что за столом собралось двенадцать человек. Если б Жером пришёл, он оказался бы тринадцатым…

* * *

Банкир поклонился де Мариньи и провозгласил:

– За дальнейшее процветание этого гостеприимного дома!

Обед был закончен, всех пригласили перейти в гостиную. Подали кофе и ликёры. Осчастлививший хозяина и хозяйку рассказом о родственнике Поль счёл уместным сказать несколько слов и мадемуазель. Та выслушала довольно равнодушно. Девушка была очаровательной, но какой-то тревожной; тем не менее она поддержала разговор о музыке в городских садах. Дюфур уже собирался засвидетельствовать своё почтение мадам Дави, и тут юная маркиза покосилась на приближающуюся даму в бордовом, свою тётку и супругу экс-депутата, после чего громко спросила:

– Месье Дюфур, вы будете ещё кофе?

– Конечно, мадемуазель, – Поль отнюдь не собирался обрекать малышку на общество печально известной мегеры, – благодарю. Я совсем недавно сетовал на тех, кто подарил миру кофе. Они разучились его варить, по крайней мере в своих кофейнях.

– Вы бывали в колониях?

– Пришлось. – Дюфур не глядя достал щипчиками кусок сахара. – Именно этому обстоятельству я и обязан сегодняшним приглашением. Ваш отец, насколько я понял, хотел узнать о своём троюродном брате без посредников.

– Так вы…

– Барон Пардон, – слегка поклонился журналист. – К вашим услугам, но мне казалось, мой род занятий тут ни для кого не тайна. Впрочем, вы так задумчивы…

– У меня немного болела голова, – нашлась ставшая ещё тревожней мадемуазель. Покидать собеседника без повода было неприлично, а девушка была слишком хорошо воспитана. – Я представляла вас другим.

– Каким же?

Вместо ответа маркиза принялась пить кофе, но его хватило ненадолго.

– Позвольте. – Поль взял из тоненькой ручки пустую чашку.

– Благодарю вас.

Она наверняка надеялась, что оказавшийся щелкопёром гость отвлечётся на тётку или банкира, но Поль отнёс чашку и вернулся.

– Вы имеете что-то против нашего брата-журналиста?

– Нет, с чего бы… Просто вы пишете в «Бинокле».

– Значит, вы полагаете неприличным именно это?

Дочь выручил подошедший с рюмкой ликёра отец. Маркиз казался слегка рассеянным, но, насколько Дюфур успел понять, это было его обычным состоянием.

– Ну, – доброжелательно осведомился хозяин дома, – о чём здесь говорят?

– Мадемуазель осуждает «Бинокль».

– Влияние де Шавине. – Де Мариньи внимательно и печально взглянул на дочь. – Если барон станет центристом, чего я бы не исключал, Эжени осудит «Мнение», хотя вряд ли по доброй воле его развернёт. Женщины – восхитительные существа и такие убеждённые… Моя дочь не сомневается, что легитимисты правы, хотя в чем именно, она не представляет. Моя невестка обижена на все газеты потому, что об отставке брата никто не сообщил так, как ей бы хотелось.

– Это было бы трудно, – не выдержал Дюфур.

– Пожалуй. – Маркиз аккуратно поставил пустую рюмку на столик. – Вы читали «Войну мышей и лягушек»? В наше время и те и другие выпускали бы свои газеты и имели бы фракции в парламенте. Вы согласны?

– О да!

– А теперь прибавим к этому басню. «Республика лягушек все росла…

– …и под конец, увы, к анархии пришла…»[39] – подхватил газетчик. – Вы имеете в виду претензии к… м-м-м… Ужу?

– Я решил заказать полдюжины бюстов для библиотеки в Клёнах и городской гостиной. В случае, если кто-то их разобьёт, у меня будет замена. Мой управляющий и кюре говорят, что пора делать запасы. Вы следите за моей мыслью?

– Стараюсь. – Поль был честен: угнаться за мыслями хозяина дома было непросто. – Мадемуазель, если я правильно понимаю, ваш батюшка имеет претензии к нынешнему Кабинету.

– Разве? – Хозяин дома по-птичьи склонил голову к плечу. – Неужели так трудно понять, что мне не нравятся имитации, а нам взамен одного басконца навязывают двух поддельных.

– Папа! – несчастным голосом произнесла Эжени. – Месье – журналист, он может…