Ниже «Жизнь» поставила «к несчастью, незавершённый памфлет нашего великого Пишана» о яйце басконского василиска, что в навозной куче нынешнего Кабинета высиживает[40]
господин премьер. Прерванное поддельным коньяком негодование дополняла карикатура. Художник взял за основу средневековые миниатюры, но сидящая на яйце жаба обрела портретное сходство с главой Кабинета, навоз изображала кипа газет с надписями «Бинокль», «Эпоха», «Сирано» и «Оракул», а голову вылупляющегося чудища вместо петушиного гребня венчал всё тот же знаменитый берет. Дальше следовал комментарий самого Маршана, требовавшего разбить пресловутое яйцо, пока крылья рождённого из него чудовища не скрыли солнце.– Ага, – удовлетворённо крякнул патрон, – их зацепило крепче, чем думалось. Молодец, Дюфур, мы быстро отыгрываем очки!
– Я бы сказал, уже отыграли и теперь идём в плюсе, – подхватил Жоли. – У нас три возможности ответа. Интервью премьера по ряду злободневных вопросов – за исключением дела Гарсии, само собой, тут довольно информационной заметки; именной памфлет, после которого к нам пожалуют секунданты, или же сообщение от редакции, что к месье Брюну
– Интервью премьера будет уместно
– Что тебе больше нравится? – Жоли хлопнул Поля по плечу. – Ждать или догонять?
Дюфур неторопливо закурил. В его жизни дуэли случались не раз, и было бы странно, окажись иначе, – в газетно-политической среде поединки давно стали признаком хорошего тона. Стучали клинками и стрелялись господа журналисты, издатели, депутаты, адвокаты… Подавляющее большинство пуль летело мимо, но послушать, как они свистят, надлежало каждому уважающему себя участнику игры по имени жизнь. Сотрудники «Бинокля» дуэлировали три-четыре раза в год, не реже, но все последствия на памяти Дюфура ограничились продырявленной полой сюртука Жоли и простреленным плечом некстати чихнувшего Бланшара.
– Я бы предпочёл побыстрее, – выбрал Поль. – Признаться, меня начинают раздражать василиски. При императоре это было хотя бы свежо.
– Не исчерпавшая себя тема раздражать не может, – укорил подчинённого Жоли. – Кого берём вторым секундантом? Русселя?
– Брюн наверняка явится хотя бы с одним коллегой. – Патрон прикрыл глаза и затянулся почти докуренной папиросой. – Было бы неплохо, если бы вторым секундантом с нашей стороны тоже выступил депутат. Лучше всего член партии центра, но не слишком близкий к Кабинету… Придётся телеграфировать.
– Иногда отказать невозможно, – как всегда негромко сказал Жером. – Брюн – мой коллега и в данном случае единомышленник. Мало того, он сделал то, что намеревался сделать я, но я дал слово мадемуазель не трогать басконца.
Эжени промолчала. Для Жерома её просьба была обычным капризом, он не знал правды, а объясниться девушка не решалась. Это слишком бы напоминало статьи «Оракула», который презирал не только жених, но и отец.
– Не знаю, не знаю. – Маркиз задумчиво забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – До недавнего времени я не замечал за вами никаких чувств к императору, он вам был глубоко безразличен, и вдруг…
– Папа, – остановила отца Эжени, – не надо.
– Всё хорошо, курочка. – Маркиз вынул платок и тут же его убрал. – Не знать, конечно, приятно, но вся беда в том, что мы уже знаем. Газеты сходят с ума, и эта дуэль лишь прибавляет миру безумия. Я бы ещё понял, вступись Дюфур за своего кумира, но этот молодой человек не из поклонников басконца. Вот Сент-Арман, тот императора боготворит, но они с покойным де Гюра предпочитали пистолетам карты. Вы следите за моей мыслью?
– Конечно, – мягко сказал Жером, и Эжени поняла, что он понимает отца не больше, чем она сама. – Как я уже говорил, у меня не было выбора. Брюн обратился именно ко мне.
– Вы ведь читали «Эдипа»?
Эжени делано засмеялась:
– Папочка, как хочешь, но я за твоей мыслью уследить не могу.
– Неужели? Сфинга, как ты помнишь, предсказала Эдипу, что он женится на собственной матери. Юноше это не понравилось, и он, подумав, взял в жены девицу младше себя. Правда, та оказалась его сестрой, но во времена олимпийцев к инцесту относились спокойно. У вас был выбор, барон, и вы выбрали.
– Хорошо, – всё так же мягко сказал де Шавине, и Эжени захотелось его поцеловать, – я выбрал то, что считал правильным.
– Надеюсь, ваш Брюн приличный человек, – великодушно предположил маркиз, – хотя современные дуэли утратили всяческий смысл. Эти безобразные протоколы, эти уведомления в префектуру… Фи! В моё время требовались хотя бы дерзость и умение.
– В твоё время, папочка, – Эжени засмеялась и поцеловала отца в щеку, – все было просто замечательно, но Жером постарается, чтобы ты остался им доволен. Правда, господин депутат?