Проведя несколько лет в дежурной части комиссариата Четырнадцатого округа, Клара Руссель, которую вышестоящие коллеги хвалили за предусмотрительность, дедукцию и незаурядные способности к работе с документацией, поступила на службу в Парижскую уголовную полицию. Еще стажером она доказала всем вокруг, что ей хватает воли и выдержки, необходимых для работы там. Поначалу Клара подумывала поступить в бригаду по защите несовершеннолетних, однако те немногие преступления педофилов, которые ей довелось увидеть, быстро разубедили девушку: не хватило духу. В первые два года ей даже посчастливилось поработать на знаменитой набережной Орфевр, 36. Однако позже региональное управление переехало на улицу Бастион в Семнадцатом округе, что разочаровало многих сотрудников и спровоцировало целую волну увольнений и перемен. Тогда отдел покинули многие легендарные личности, и Клара стала следователем раньше, чем предполагалось. Воспользовавшись случаем, она попросилась в команду Берже — одну из шести групп, занимающихся делами общекриминальной направленности.
О должности следователя грезят, пожалуй, немногие, однако мечта Клары осуществилась. Само слово звучало педантично, нудно и даже скучно, но Кларе было все равно. Конечно, реальность оказалась далека от того, что показывали в телесериалах: никаких тебе жестоких задержаний, цепочек улик, опасных слежек и ночей под прикрытием в сомнительных районах. Однако расследования не продвигались сами по себе. С первых минут и до закрытия дела Клара фиксировала каждый этап в картинках и словах. Ей нравилось объяснять, чем она занимается на своей должности, которой больше нигде, кроме уголовной полиции, не существовало. Следователь нес ответственность за дело, которое попадет на стол к судье или прокурору: за его обоснованность, достоверность, логичность. Сначала Клара собирала вместе факты с места преступления, рассматривала малейшую улику, малейший след и опечатывала. Затем, чаще всего, ей приходилось присутствовать на вскрытии, чтобы сообщить судмедэксперту всю необходимую информацию, после чего на ее плечи ложилась ответственность за расследования, доверенные третьим лицам. Наконец, вся информация, разложенная по палочкам, должна была попасть соответствующим образом на заседание суда. Помимо собственных заметок Клара работала с протоколами коллег, где отмечала неточности, неясные места, просила указать детали и придиралась к формулировкам. Иногда она даже удивлялась, как быстро коллеги отметали ту или иную версию.
Текст, который попадает на заседания суда, должен быть точным и, по возможности, в красивой папочке — вот в чем состояла роль Клары. Создавать что-то понятное, ясное. Безукоризненное. Железобетонное. Чтобы ни один адвокат не мог придраться к форме, чтобы там не было ни единого лишнего слова, чтобы все приоткрытые двери закрылись. Иногда Клара добавляла с улыбкой: это работа для одержимого душнилы, крючкотвора.
Репутацию не пришлось долго завоевывать: ни на уровне смысла, ни на уровне формы ничто не ускользало от Клары. Она вполне могла не принять протокол только потому, что синтаксис оставлял желать лучшего, а грамматические ошибки вызывали у нее сомнения насчет алиби.
Что же касается личной жизни — темы, на которую Клара никогда не говорила, — она влюблялась дважды. И оба раза сдалась. Ощущение уязвимости, слабости, свойственное состоянию влюбленности, физическое и психическое томление, зависимость или попросту перемены в привычной жизни, казалось, снижают ее способности вместо того, чтобы усиливать, поэтому разум всегда торжествовал над чувствами. Появлялся страх, грубый, иррациональный; почувствовав его, Клара тут же отдалялась. От последней и самой мощной, самой навязчивой истории Кларе остался лишь обмен сообщениями по электронной почте. Она писала своему бывшему возлюбленному, и тот после нескольких месяцев молчания все же начал отвечать.
С самого начала службы Клара жила в Сен-Манде, в доме, принадлежавшем префектуре полиции, большинство жителей которого были ее коллегами. Вокруг создавались семьи, росли животы. Ребенок не входил в ее планы. С одной стороны, Клара не была уверена, что сама достаточно повзрослела, а с другой — мир казался ей враждебным. Клара представляла, будто в нем тихо копится невероятная глубинная, потаенная жестокость — это было слишком, словно люди перешли какую-то черту в мировой истории и их уже ничто не остановит. И посреди этой паутины, лишенной мечтаний и надежд, она считала чистым сумасшествием отважиться на рождение ребенка.