Дети всегда правы

Сэмми возразил ей один-единственный раз. На первых порах, когда канал начал раскручиваться, когда с каждым днем на него подписывались сотни людей. Тогда Мелани переживала большой стресс — изнурительный период. Люди вокруг не понимали, но она много работала: планировала и организовывала съемки, заключала контракты с агентствами и компаниями, занималась продвижением социальных сетей — все это гигантский труд, незаметный для окружающих. Мелани работала дни и ночи напролет, тратила на это все свое время. В тот день Брюно ходил на курсы по графическому дизайну, а Мелани только-только оборудовала студию для съемок. Она предупредила детей: «Я поставлю камеру с той стороны, чтобы попробовать снимать под новым углом. Будьте повнимательнее, не ходите по проводам». Но уже через несколько минут Кимми запнулась о шнур, и камера упала с оглушительным грохотом. Мелани наорала на дочь и уже замахнулась, чтобы влепить ей пощечину. Еле сдерживая рвущиеся наружу всхлипывания, Кимми смотрела на маму вытаращив глаза. Ее губы дрожали. Но Мелани продолжала вопить, будто в мире не существовало ничего, кроме этого изливающегося накопленного напряжения. Упреки и ярость, спровоцированная усталостью, извергались потоком, как вдруг Сэмми стеной встал на защиту Кимми, повернувшись лицом к матери. Мелани никогда не видела его таким серьезным и решительным. Сэм громко заорал: «Это вообще нормально?!» И возмущенно добавил: «Тебе видео дороже собственной дочери!!!» Что-то в этом роде. Сколько ему было лет? Шесть? Семь? Тогда он мгновенно осадил мать. Повисла тишина, и Кимми разрыдалась, после чего Мелани встала на колени и сжала обоих детей в объятиях, не переставая повторять: «Все хорошо, все хорошо, все хорошо», пока все не успокоились.

Сидя на кухне и глядя в пустоту, Мелани проигрывала в голове ту сцену с ужасающей точностью. Она снова видела перед собой выражение лица Сэмми, решительное и твердое.

Сцена долго не стиралась из памяти. Мелани вообще никогда не кричала на детей и уж тем более не поднимала на них руку. Стресс погрузил ее в состояние, которого она раньше за собой не замечала: она орала на Кимми так, будто судьба человечества зависела от этой камеры, будто наступил конец света. И Сэмми был прав: это слишком. Неделями эта ужасная сцена преследовала ее, всплывала перед глазами несколько раз в день, и Мелани охватывал стыд, однако поделиться было не с кем. Элиза, ее единственная подруга в жилом комплексе, переехала. С ней она могла бы поделиться эмоциями, рассказать, что сорвалась. Она могла бы поговорить о нескончаемом стрессе и всех заботах, свалившихся на нее разом. Элиза была добра, она не стала бы осуждать. Она бы предложила забрать детей к себе хотя бы на вечер, как часто делала, чтобы Мелани немного выдохнула. Дети обожали ходить к ней в гости. Однако после переезда Мелани и Элиза отдалились друг от друга. Просто так, без ссор, без особых на то причин. Теперь Мелани отдавала сто процентов своего времени «Веселой переменке», и никто не замечал, чего ей стоит весь этот труд. Пришлось смириться: одиночество — цена успеха.

Конечно, у Мелани был муж, который всегда находился рядом. С ним она могла обсуждать видео, выбор компаний-партнеров, контракты. С ним она могла планировать выходные и говорить об успехах детей в школе. О ближайших и далеких планах. Но о том, что она почувствовала в тот день, об этом назойливом горьком привкусе она не могла с ним говорить.

В тот день Сэмми восстал.

А потом снова превратился в послушного, серьезного и задумчивого мальчика, который никогда не жалуется.

Когда Мелани очнулась от своих мыслей, Сэмми все еще сидел за столом. Он доел йогурт и смотрел на нее. Мелани попыталась улыбнуться. Сэмми слез со стула, ногой открыл мусорное ведро, выкинул пустой стаканчик и убрал ложку в посудомоечную машину. Затем, не говоря ни слова, подошел к матери.

И тогда, всего на мгновение, ей показалось, что на его лице написано то, что он никогда не скажет вслух: «Это твоя вина. Все это твоя вина».

* * *