Дети выживших

Старая столица стояла не на самом берегу — с озером ее связывал канал, прорытый в незапамятные годы. Вдоль канала располагались загородные усадьбы знати и чиновничества, тянулись бесконечные ухоженные сады и лужайки; во многих усадьбах были устроены фонтаны и целые каскады, которыми можно было любоваться, плывя по каналу.

Да, Астон выбрал для себя не самое худшее место на земле…

* * *

Вторжение началось внезапно, и сразу с трех сторон: с северо-запада, с запада и с юга, откуда не ожидал и сам Астон, наррийский бог.

Нарронию с трех сторон надежно прикрывали горы. Собственно, сама Наррония представляла собой громадную межгорную котловину с огромным озером посередине. Горы в течение многих столетий служили надежной преградой для любых нападений. Приозерье, торговавшее лишь с Западным побережьем, для всего остального материка представлялось неведомым и загадочным краем.

Самые высокие горы — мощные отроги Туманных гор — находились на севере. Огненные горы — чуть ниже — отделяли ее от соседей с востока; на западе были невысокие, но труднопроходимые горы Мерах. А с юга Нарронию защищала пустыня Арара, соленая и безжизненная, где не росло ничего. К тому же пустыня располагалась на плато, приподнятом почти на целую милю над уровнем моря. Оттуда, с юга, по временам налетал на страну суховей. Он сжигал поля, красноватая пыль повисала над великим озером, скручивались листья на персиковых деревьях, а люди предпочитали отсиживаться в каменных домах. Новая столица в эти дни заносилась красноватой пылью. Ручейки пыли бежали по улочкам, проникали в дома сквозь невидимые щели. Пыль сводила людей с ума и в течение некоторого времени нарронийцы, жившие на южном берегу озера, становились немного сумасшедшими.

К счастью, южный ветер дул не более двух недель, и только дважды в год — весной и осенью.

В остальное время дул по большей части западный ветер, приносивший влагу и успокоение.

Новая столица

На этот раз вместе с южным ветром, с тучами красной пыли, пришли враги.

Двумя колоннами они спустились с плато и появились у стен Новой столицы внезапно, словно порожденные пылью убийственные посланцы самой Арары.

Они появились в красной пелене — всадники, казавшиеся черными. У них были звериные головы и шерстяные повязки на мордах.

В городские ворота, выходившие на юг, еще длинной вереницей тянулась бесконечная колонная беженцев, когда в красной пыли показались передовые отряды хуссарабов. Армизий велел держать ворота открытыми, а двум сотням всадников вступить в отвлекающий бой.

Противники сошлись неподалеку от городских стен, так, что жители могли видеть, что происходит. А происходило странное: едва нарронийцы устремлялись в атаку, хуссарабы бросались в бегство, но не по прямой, а большим полукругом, рассыпаясь в конце на отдельных всадников, которые, словно играя, бросали коней из стороны в сторону, не принимая боя.

Покружив неподалеку от городских стен в бесплодных попытках вступить в бой, сотни повернули назад. К тому времени последние беженцы успели войти в город.

Тяжко заухали далекие барабаны. Защитники замерли на стенах, арбалетчики изготовились к стрельбе. Жерла аррадатов, укрепленных в бойницах, уставились в красный туман.

Внизу, в городе, еще царила суматоха, беженцы рассыпались по улицам, взад и вперед скакали вестовые и проходили сумрачные отряды солдат.

Шло время. Пыль над городом стала багроветь: солнце закатывалось за дальние хребты юго-запада. И тогда, на закате, из любой точки Нарронии становились видны Огненные горы, на которые падали лучи заходящего солнца; огненные пики возникали на востоке и северо-востоке, и казались языками багрового угасающего пламени.

Сейчас, пока дул южный ветер, не было видно ни гор, ни даже неба над городом. Все тонуло в пыльной мгле, которая постепенно темнела, словно набирая тьму, как губка набирает воду. Когда во тьме потонули бастионы, раздался глухой тягостный гул. Этот гул выбивали тысячи копыт тяжелых боевых коней.

Триумвир на крыше донжона, в башенке, обитой листовым железом, широко раскрыв красные, набитые пылью глаза, тщетно вглядывался в темное марево. Он не мог понять, что за маневр предприняли хуссарабы. Неужели они отчаялись на яростный штурм в сумерки, в бурю, без подготовки?..

Триумвир глядел, пока глаза его не залили горькие черные слезы. Проморгавшись, снова глядел, и спрашивал, склоняясь, у стражников, — не видят ли они наступающих?

Так продолжалось долго. Гул нарастал, ощутимо задрожали стены, но врага все еще не было видно. И в конце концов триумвиру стало казаться, что хуссарабы стали невидимыми, что они уже здесь, рядом, уже выдвигают лестницы и цепляются крючьями за стены. Может быть, подумал он, потому-то они и побеждают всегда и везде: они просто превращаются в призраки. Секреты древнего кочевого народа, секреты дикого севера…

— Вот они! — перекрывая шум, крикнул кто-то. Триумвир поспешно протер глаза мокрым полотном, поданным ординарцем.