Дети выживших

— Ага! — улыбнулся Намухха. — Вот оно, Последнее Сражение. Сойдутся два войска, и оба полягут. Хуссарабская империя разваливается сама собой… Разве я не говорил?..

Намухха, шевеля губами, что-то подсчитывал, глядя на черную ленту, струившуюся по горной дороге.

— Три тьмы всадников… Из которых почти пять тысяч тяжеловооруженных. А посмотри-ка! Какой длинный обоз с камнеметалками! По — моему, там есть даже огнемёты.

Намухха радостно улыбнулся, словно гордясь за войско Каран-Гу:

— Знаешь, как они устроены, огнемёты? Это такая труба с мехами на конце. В трубу наливают кровь земли, поджигают фитилек, а потом качают меха. Огонь летит недалеко, но прожигает насквозь трёхслойный щит…

Намухха даже языком зацокал от восхищения.

— Да-а, видно, Каран-Гу всерьёз решил покончить с Камдой. Между тем у него в войске хуссарабов гораздо меньше, чем у Камды. Едва наберётся тысяч шесть. Остальные — намутцы, аххумы, всякий горный сброд и племена с западного побережья. У Камды только две тьмы, но из них десять тысяч хуссарабов. Чувствую, нас ждёт интересное зрелище. Камда, конечно, будет уклоняться от битвы, тогда Каран-Гу придется брать штурмом город за городом. А города в Зеркальной долине — настоящие крепости. Одна беда — полководцы Каран-Гу уступают полководцам Камды. Лучших уже нет: Шумаар идет ко Рву, Шаган в Нарронии. А у Камды…

Аххуман поморщился:

— Я прекрасно знаю, как хорошо ты ориентируешься в битвах, вооружениях, талантах полководцев…

— И в тактике, заметь! А она иной раз переигрывает стратегию! — не без хвастовства заметил Намухха.

— Да-да, переигрывает… — согласился Аххуман. — Но избавь меня, пожалуйста, от своих кровопролитных забав.

— Ох-хо-хо! — Намухха хлопнул себя ладонями по бёдрам. — Какой ты нежный, мягкий, пушистый… А разве не ты уложил полсотни хуссарабов на мосту, а?

— Не я, — твердо сказал Аххуман. — Это сделал он сам, Берсей. Я лишь напоминал ему об осторожности и показал, куда отвести неприкаянную душу Аммара.

Намухха с тайным лукавством смотрел на него. Потом пожал плечами.

— После сражений, — а одним сражением, видимо, дело не ограничится, — я соберу своих героев, а ты — своих, — сказал Аххуман. — Они и дойдут до Рва. Бессмертные, как боги.

Намухха вскочил, взмахнул кривым мечом. Меч опустился на еще шевелящиеся комочки глины, раздавил их, а потом смёл в пропасть.

— Тогда за дело, брат! — закричал весело Намухха. — А знаешь, — мне нравится наша игра!..

Аххуман сумрачно поглядел на него. Вздохнул и спросил, как бы разговаривая сам с собой:

— А что будет дальше?

— Дальше? — беззаботно спросил Намухха. — Дальше мы сбросим в Ров Сидящих у Рва. Вот и всё.

Аххуман помолчал.

— Не мы. А герои, которых мы собираем.

Улыбка Намуххи померкла.

— Герои, которых мы убиваем, — добавил Аххуман еще тише. — Потому, что живые герои не видят богов.

Намухха, наконец, понял его. Он нахмурился.

— Значит, чтобы стать героем, надо умереть… Это не новость, брат.

Аххуман снова сурово взглянул на него:

— А дальше? Что дальше?

Намухха пошевелил губами, потом, наконец, выговорил вслух:

— Когда мёртвые уничтожат Ров и его вечное пламя, — жизнь остановится, мир замрёт. Ты об этом, брат?

— Да, и об этом тоже. — Аххуман поставил на край пропасти очередную фигурку. Только это был не человек, а некое сидящее чудовище с плоским лицом и сложенными на тугом животе руками. — Наверное, мир замрёт. Может быть, жизнь остановится…

Он взглянул на Намухху снизу вверх.

— Но это будет уже другой мир.

— И что тогда?

— Тогда, быть может, мы начнём всё сначала, — сказал Аххуман, но в его голосе Намухха уловил оттенок неуверенности.

— Ты — строить, а я — разрушать? — спросил Намухха.

Аххуман покачал головой:

— Нет, с самого начала. Земля — корабль. Но корабли тонут и исчезают бесследно. Тогда тебе нечего будет разрушать. Может быть, нам придётся строить другой корабль. Другую землю.

Он снова помолчал.

— Но на той, новой, земле нам с тобой, брат, уже не будет места.

Ставка Каран-Гу

Старшая жена Каран-Гу Айзарык была и в самом деле старшей. Она была уже взрослой девушкой, когда её отдали за двенадцатилетнего Каран-Гу.

Теперь Айзарык, или Ай-биби, как называли ее, была пятидесятилетней дородной женщиной с бородавкой на подбородке и черными усиками под носом. Она носила полумужскую одежду, и даже высокий белый тюрбан часто заменяла на мужскую шапочку, правда, расшитую золотыми нитками.

У нее были могучие руки и такие широкие бёдра, что, когда она садилась на коня, зад её бурдюками свешивался с двух сторон.

— Ну что, красавчик, — сказала она, заглянув в решётчатую дверь, — Не надоело сидеть взаперти?

Ар-Угай искоса глянул на неё; не поднимая головы, отозвался:

— А тебе что?

— Так-то ты разговариваешь со старшей женой своего повелителя! Негодник! Не будь ты кровником каана, я отшлёпала бы тебя по заду, как мальчишку!

Ар-Угай покосился на могучие руки Ай-биби, сложенные на мягком круглом животе.

— Чего ты хочешь? — спросил он сквозь зубы.

— Хочу научить тебя уму-разуму, — сказала она и открыла дверь.

Ар-Угай привстал на лежанке. Лицо его вытянулось.