Дети выживших

— Ты хочешь, чтобы мы привезли мальчишку?

— Да, — сказал Амнак. — Но не того, о котором ты думаешь. Если мы похитим, увезем каан-бола, Каран-Гу велит надеть наши затылки на острые колья. Нет, мы должны захватить того, что кто хочет стать Великим кааном, кто уже убил Верную Собаку и хотел убить Хумбабу и ее дитя.

Тухта шевельнулся. Это была умная, хорошая мысль. Каран-Гу давно недолюбливает заносчивого Ар-Угая. Каран-Гу может казнить Ар-Угая, а может и созвать Большой Курул для выбора нового каана.

Тухта улыбнулся. И крепко заснул.

* * *

Лагерь тоже спал, и за всю эту долгую ночь ни звука не донеслось из сотен шатров. Но каждый в шатре знал, что Амнак и Тухта стали побратимами Сидящих у Рва.

Арманатта

— Нам нужно уходить из Арманатты, госпожа.

Бараслан сидел на ковре, на полу, подогнув ноги под себя. Сейр и Карша тоже сидели на ковре, и лишь Харрум, с виноватым видом сославшись на большие ноги, предпочел сесть в деревянное аххумское креслице.

— Здесь небезопасно, — добавил Бараслан. — Моих воинов Ар-Угай разбросал по своим сотням. Теперь у меня в подчинении только полусотня, как было когда-то в Кейте. Эта полусотня не сможет защитить тебя.

— Я могла бы уехать. Хоть нынче ночью, обманув стражу или подкупив ее. Путь к реке свободен. На реке можно сесть в лодку и переплыть на тот берег. Оттуда совсем близко до Зеркальной долины.

Домелла повернулась и взглядом остановила служанку, которая неторопливо расчесывала её смоляные длинные пряди волос. Служанка поднялась с колен и удалилась.

— Но как быть с каан-болом? — спросила Домелла.

— А разве он не захочет поехать с матерью? — спросил Сейр.

Он сидел неестественно прямо, высоко подняв седую голову с двумя шрамами на висках и сложив руки не на коленях, а на груди.

— Мальчик своенравен, — мягко возразил Харрум. — Его воспитывали как каана, и внушили слишком много призрачных надежд.

— Кто его воспитатель? — спросил Сейр.

— Шаат-туур, — ответила Домелла. — Этот старик уверяет, что помнит меня маленьким сосунком.

— Тогда… — Сейр обвел всех немигающим взглядом, — Тогда нужно уговорить Шаат-туура. Или он любит Ар-Угая больше, чем Домеллу и каан-бола?

— Нет, — Бараслан хлопнул себя по коленям. — Клянусь, он любит каан-бола как родного внука. И он не доверяет Ар-Угаю!

— А кто ему сейчас доверяет? — спросил Сейр и улыбнулся мрачной щербатой улыбкой.

* * *

Ночи в Арманатте тихие, как могила. Улицы освещают лишь звезды да луна. А в пасмурную погоду стражники должны ходить с факелами, но им лень покидать уютные комнаты в башнях. Да и не от кого сторожить жителей Арманатты: грабителей нет, убийц нет, даже мелкие воры не водятся. Арманатта — город столичный, тут живут лишь каан, его приближенные и подчиненные им войска.

Стража не ходит по улицам не только потому, что ленится, но и потому, что улиц в новой столице только две: одна главная и идет вдоль реки, вторая пересекает ее. Стража сидит в башнях на четырех концах и ей виден каждый прохожий.

Правда, телохранители Ар-Угая и Шаат-туура могут ходить, когда им вздумается; для остальных выходить на улицу после второй стражи запрещено.

С заходом солнца прекращаются работы, рабочих уводят с пристани, где разгружаются барки с лесом, камнем, веревками из конопли. Уводят с недостроенных зданий. Проверяют по счету, выстраивая перед бараками на окраине, и запирают на ночь. Возле темных барок остаются стражники и команде запрещено спускаться на берег.

Арманатта должна спать до рассвета.

Арманатта спит.

Вся, кроме Ар-Угая.

Ар-Угай не спит уже много ночей.

Он давно сменил лисью шапку, так пугавшую врагов, на мягкую алую шапочку с золотой каймой. Толстый стеганый халат — на невесомый шелковый, а от кожаных жилета и штанов, на которые нашивались стальные вороненые пластины, и вовсе отказался.

Кого бояться ему здесь, в его собственном городе?

Правда, под тонким шелком он носил кольчугу, изготовленную мастерами Айда. Тонкая, из закаленных колечек из особого сплава, она была легкой и незаметной под шелком.

Но не личная безопасность тревожила покой Ар-Угая. Он чувствовал опасность, как чувствует ее степной зверь. Он недаром происходил из рода лисы.

Ночью, когда запирались главные ворота дома и ворота заднего двора, он, не зажигая света, выходил на галерею, и стоял, глядя на город, или прохаживался, когда какая — то особенно неприятная мысль срывала его с места.

Первой мыслью была: Тухта — предатель. Он переметнулся к Хумбабе, или Камде, и тогда заговор становится таким широким, что Ар-Угаю в одиночку с ним не справиться.

Вторая: кто убил Верную Собаку и как это произошло?

Ар-Угай уже посылал верного человека из отряда Хуараго с дознанием. Человек вернулся, рассказывая чудеса: мумия встала из гроба и поразила Верную Собаку. Призрак возник в гробнице, и никто не смог ему помешать.

Ар-Угай хотел казнить этого человека, но человек и так боялся участи Хуараго. Ар-Угай наградил его и велел оставаться при дворе. Но полагаться на него было нельзя. Его глазами глядел сам Хуараго, истекавший кровью и захлебывавшийся кровавой пеной, когда его пытали здесь, в хлеву заднего двора.