Дети за куполом (СИ)

— Что за чепуха… — начал было Марк, но Виольна властным жестом остановила его и продолжила как ни в чём не бывало:

— Так вот, жестокая это шутка природы, кнотис. Сковывает по рукам и ногам, завладевает мыслями. Ты больше себе не принадлежишь. Начинаешь отдаляться от опекунов, от друзей — потому что кроме него, никто не нужен. А если вовремя не взять себя в руки — ещё и в учёбе появляются проблемы. Но это всё ерунда — по сравнению с тем ощущением, когда смотришь в его глаза и тонешь в них, и знаешь, что он чувствует то же самое…

Марк молчал и с болью глядел на старшую. На кончике языка чесались слова, которые он никогда не решится произнести. Не нужно ей знать, что у Антиса не было на неё кнотиса, а то, что она видела в его глазах, было лишь состраданием и симпатией с толикой чувства вины.

— Зачем… — хрипло начал Ромен, прочистил горло и повторил: — Зачем ты нам это говоришь?

— Предостеречь. Предупредить… Да нет, на самом деле просто так. Чтобы хоть что-то сказать. А может, чтобы оправдаться… Заставить понять. Наверное, кнотис — это обмен. Ты отдаёшь другому рену часть своей души. А потом… — она тряхнула головой и резко вскочила на ноги: — А потом он умирает, и у тебя остаётся только половина — потому что вторая была в его грёбаном мёртвом теле!

— Пойдём вниз, — строго сказал Марк, делая шаг вперёд и протягивая ладонь, чтобы схватить её за руку. Ему совсем не понравилась та перемена, которая только что произошла в её эмоционале. — Пошли, Ольна, скоро твоя смена.

Но она юрко уклонилась от его хватки, переместившись вдоль заборчика. Теперь она стояла спиной к металлической ограде, доходившей ей до пояса. Стояла, дыша сквозь зубы и лихорадочно поблёскивая глазами на младших.

Марк пытался придумать, что можно сделать, что сказать. Он видел её намерение… Но это же глупо. Конечно, рен может умереть, кинувшись вниз с такой высоты, но только по счастливой случайности.

Ветер словно чувствовал, что происходит нечто неладное. Налетел, завыл, принялся трепать волосы, лезть в глаза.

— Не надо, — тихо попросил Марк, глядя старшей прямо в глаза. — Не надо…

И что-то изменилось. Виольна отвела взгляд, опустила голову, беспомощно всхлипнула. У Марка отлегло от сердца, а с губ сорвался вздох облегчения.

Она сделала шаг вперёд, к ним…

А затем стремительным движением схватилась за перила за спиной. Марк, скорее повинуясь рефлексу, чем реально осознав, что происходит, ринулся вперёд. Но поймать не успел — рука наткнулась на жёсткий барьер, который рубра предусмотрительно выбросила перед собой уже в полёте.

Едва осознавая собственные действия, Марк разбил барьер и сиганул следом, машинально разворачивая под собой мягкое поле.

Виольна знала, что делает, понял он, приземлившись в десятке сантиметров от строительной площадки. Всё рассчитала, молодец. А барьер — барьер был не только для того, чтобы Марк и Ромен не успели её поймать. Отдача ускорила падение.

Падение на острые металлические штыри, будущий каркас некой конструкции рядом с вышкой. После такого не выживают — даже рены. Только не после того, как тело и шею проткнуло насквозь в нескольких местах.

Глава 24. Кусочки плана

Следующие несколько пятидневий протекли мутным серым киселём. Их снова гоняли на задание, в этот раз в одну из северо-западных префекторий Вироша, вздумавшую поднять мятеж против Ареносы. Марк мало что запомнил — волнения и страха, как в Осе, уже в и помине не было. Оставалось тупо слушаться приказов, позволяя отработанным на бесконечных тренировках рефлексам реализоваться в действии. Снова убивать, лишь где-то в глубине души ужасаясь собственному безразличию и той профессиональной сноровке, с которой он это проделывал. Снова стараться не обращать внимания на донимающую боль кнотиса…

Они с Ортеем тщательно раздробили все застои, которые смогли отыскать, перед самым отъездом, но целых четыре дня… Да, в начале было достаточно проводить эти манипуляции раз в пятидневье, но срок всё сокращался, и теперь приходилось делать это почти ежедневно, чтобы её не мучили боли.

Вернувшись домой и застав младшую свернувшуюся калачиком на диване в гостиной, Ортей первым же делом потащил её, бледную и на вид еле живую, наверх. Марк рванул следом. Тогда всё обошлось.

Но настал момент, когда помогать перестало.

Он проснулся ночью от её тихого, сдавленного стона. Ломая голову, как удалось расслышать сквозь сон и толстую перегородку, настойчиво постучал костяшками пальцев по деревянной стенке. Сначала было тихо, и он уже собирался придать новому стуку более сердитые интонации, когда щёлкнули замки.

Наставница сидела на своей постели, свесив голову, спрятав лицо за распущенными волосами. Не мешкая, он уложил её на подушку, пробежался ладонями по плечам и предплечьям.

— Быть не может, — процедил вслух. — Вот же только перед сном убирал!

Она не отвечала; хуже того, эмоционал её казался подозрительно неверным, словно бы застывшим. Пытается спрятаться от боли, уйти в спасительное забытие, понял Марк.

— Держись — нужно быть в сознании…